Кто знает Кульбина и его любовь к искусству, не может быть не заинтересован его выступлением… Мы думаем, что Кульбин – крайний индивидуалист. Его декоративные ощущения находят своеобразное выражение и могут быть восприняты зрителем только при бережном восприятии ускользающих форм.

Если взглянешь на работы Кульбина с точки зрения чистой техники, то непременно придешь к определению – дерзость размаха при кропотливо-осторожных приемах.

Если взглянешь на них с точки зрения художественного содержания, – удивишься обилию линейных, красочных, световых и звуковых находок. Две-три картины разных периодов его творчества уже музей. Интимный Музей Духа, где собраны и выставлены десять-двадцать откровений и откровенностей пытливого, различно-счастливого в исканиях, но всегда оригинального коллекционера. В далеких пластах нашей души он ищет драгоценности то ощупью, то наверняка, всегда с оглядкою, но всегда смело; извинительно-невежливо радуется, вынося добытое во тьме на свет Божий; кто быль шахтером, поймет его.

Если взглянешь общее на творчество Кульбина, т. е. просто с точки зрения всевмещающего вселенского Искусства, то прибавишь к сказанному: Кульбин – схематик, подчас ужасно-скупой, подчас красиво-скупой; его возможный девиз – «non multa, sed multum»; его задача – из тусклого Озера Жизни вылавливать волшебной удочкой золотых рыб, показывать их и поучать: «вот содержание Озера, остальное вода». Когда об этом думаешь, вспоминаешь, что он доктор-естественник и видишь Науку и Сказку в столь слитном объятии, что ищешь для такой совместности другого имени.

Смотреть на картины Кульбина иногда то-же, что смотреть на солнце, застилаемое быстро несущимися облаками: не разглядеть как следует, слепит, больно, в глазах прихотливые фосфены, радужные города затеняемые светлой мглой, а внутри сознание: как будто видел солнце.

Бывают часы, когда глаза мои тянутся к таким картинам, как губы к водке. – Это тогда, когда кругом очень серо и зимне, кровь лениво сдается леденящим чарам погоды, ни с кем не хочешь говорить, никого не хочешь видеть, а требуется возбуждение, встряска, крикливая песня.

Картины тихого Николая Ивановича влекли меня иногда именно как крикливый напев муэдзина. Разбуженный, встревоженный, поднявший глаза сначала к верхушке оглашаемого минарета, а затем, по его вертикали, к молчаливому небу, – я хотел молиться… Это уже много. Это уже больше, чем искусство, когда внешность мастерства перестает занимать, сразу призывая к чему-то более глубокому, более значительному, более занимательному.

Что еще прибавить?

Кульбин совсем особенный. В его картинах та же загадочная улыбка, что и в его глазах.

Мне-ли ее разгадать?

Ищите мага.

Во всяком акте художественного воздействия есть исцеление, и после Фехнера нельзя к понятии катарсиса не мыслить, помимо стороны психологической, и физиологическую. Озону жизни, которым дышат души в трагедии, параллелен, должно быть, своеобразный массаж нервов.

И обратно: во всяком выздоровлении есть ощущение, близкое к ощущению художественного воздействия, если, конечно, целящий ость то, что он должен быть, т. е. своего искусства художник.

Древняя эта связь с одной стороны дает чудеса врачевания, с другой стороны дает для замкнутых в себе и потому уже искалеченных своим делом художников бездонное, а вообще утонченное и острое художественное творение.

Пингвинов дразнит.

Толстокожих колет.

Утонченников волнует.

Перетончившихся огрубляет.

Не видящих в мире желтого кричит: смотри, вот желтое!

Не замечающим острых углов именно острым углом призывается в зрение.

Любящим анатомию показывает ложь анатомии в искусстве.

Зарисовавшихся – освобождает.

Заколеровавшихся – расколеровывает.

Против лака – имеет керосин.

Против «картины» – чистое полотно.

Против волосатых линий – место, где должна быть единственная и главная.

Вот каково это искусство.

Мир, который оно изображает, – это зыбкий, ело уловимый, меняющийся и подвижной мир. Это – поле битвы между Субъектом и Объектом.

Многоразличными, бесчисленноликими, неисчислимо-разной скорости и амплитуды, (вот уж давно неиссякающими) волнами мчится Объект, излучая щедро, куда попало, свои энергии.

Малость малая попадает в Субъекта.

С пятью-шестью своими – или только вдвое больше – чувствами противостоит он, немного времени тому назад ставший таким, каков есть теперь. Противостоит и уловляет, ежемгновенно колеблясь между высшей гордостью и последним унижением.

Птица поет! Я слышу!

А грохот солнца слышишь?

Мак зацвел! Я вижу!

А глаза у гадины болотной на Венере видишь?

Как гладок камешек! Я глажу!

Между гордостью и унижением колеблясь, с дикими волнами сражаясь, Субъект ощущения свои ощущает колеблющимися, незапечатлеваемыми. Безмерно-малый передо большим-безмерно, он ощущает их слабыми, но слабостью своею сильными.

Ибо если бы хоть одну волну Объекта принял в себя Субъект всю, до ее конца, – он истлел бы в мгновение, как бы коснувшись электрического провода высокого тока.

Только в слабости жизни его и сила.

В миллионных частях дозировал ему Объект.

Морской воды он не испьет, за воздух не взлетит, в огонь не внидет.

Изображению этого поля битвы отданы работа и творчество Кульбина.

Этюды вечной войны.

На чьей стороне художник?

Он соблюдаешь строгий нейтралитет.

Он в великолепных отношениях с Объектом, восхищен его кавалерией, ценит его пулеметы, не устает следить за бесконечным фронтом нападающих валов-воинов.

Он весьма дружен с Субъектом, в молодости увлекался роговой оболочкой и серым веществом. Он даже любит его, потому что знает. Он каждою минуту готов прийти ему на помощь, если бы не искусство.

В искусстве Кульбин фанатик.

Фанатизм всегда искренен.

Искренность всегда убедительна.

Взгляните на его рыжеволосое «Солнце». Вал за валом накатывает оно свет и жар. В ярой дикости этого лика – правда Объекта. Но поднимается противостоящий. Ему не видно конца излучений, забыто начало. По человечеству, жалко ему бесконечно с его конечной оценки щедрого солнца. Он победил! У «Солнца» лик насуплен, как у поденщика.

Но началась новая волна.

Зеленорылая с желто-алым румянцем «Маска». Субъект смятен, он подавлен, он поражен. Тихонько с земли поднимает голову. Подводит малиновым. Слабость его непобедима! Видно, как безудержен напор – и вот он остановлен.

Так во всех картинах и рисунках Кульбина фиксируется противостояние Субъекта и Объекта, кривая их напора и отпора, диссонанс их сосуществования в единицу времени.

«Обращаю внимание на то, что по мере усиления диссонанса формы проявляется жизнь» («Свободное искусство, как основа жизни» – статья Кульбина в «Студии Импрессионистов». Спб. 910).

Построенное на диссонансе, искусство Кульбина диссонирует с современной русской живописью.

Тем жизненосней этот диссонанс, чем дальше он отходит от reperiendum и чем ближе подходит к inveniendum.

Ибо долгий путь поисков, предварительно обоснованных теоретически, прошел Кульбин, прошел упорно, аскетично, лабораторно.

И вот научился уже, не ища, находить.

Цепью из улыбок, как на занавеси Териокского театра, представляется его дальнейший путь.

17-I-912

Кульбин

Родился в 1868; еще не умер.

Выставляется с 1908.

Участвовал в выставках:

Современных течений в искусстве, Δ, Венок, Салон Издебского, Бубновый Валет и пр. (Спб., Москва, провинция).

Лекции его: курс «Свободное искусство, как основа жизни» (Спб., О-во Нар. Унив. 1908) и отдельный – в Спб., Москве и провинциальных городах.

Участвовал: в трудах Всеросс. съезда художников (1911-12), съезда зодчих (1910-11), в организации нескольких художественных обществ, «Весеннего праздника искусства в Екатеринодаре» и в деятельности Териокского театра Тов. актеров, писателей, живописцев и музыкантов (1912).

Печатные труды:

Статьи. Студия Импессион. Δ, Спб. 1910, 8°, ред. Кульбина; изд. Н. И. Бутковской.

Свободная музыка. Сборник, ред. его-же. Спб. 1911, 4°.

Свободная музыка, Спб. 1910, 8°. – La musique libre, Спб. 1910, 8°. – Die freie Musik, Спб. 1010, 8°.

Статья о том-же в Der Blaue Reiter, Мюнхен, 1912, 4°.

Время и нагота в искусстве. Сборн. «Нагота на сцене»; ред. Н. Н. Евреинова, Спб, 1911, 8°.

Акварель – акв.

Масленный карандаш – м. к.

Масло – м.

Новое масло – н. м.

Крым

Эподы Нового Симеиза – акв.

Пристань яликов в Ялте – акв.

Вид на Ялту из Чукурлара – акв. собств. Зандрок, Спб.

Аутка – акв.

Голова натурщика – м.

Натурщик в мастерской – м.

Сирена – м,

Ожидание – м.

Венеция в Павловске – акв.

Аллея тополей (Пушкинская), эскиз – к.

3 этюда (приз.) – акв.

Лодки у моря – м, собств. Дурова – музей в Воронеже.

Парусная лодка – м, собств. Дурова – музей в Воронеже,

Море – м., собств. Л. Ф. Шмит-Рыжовой, Спб.

Прозрачная вода, собств. М. К. Вернер, Москва.

Берег Финск. зал. – акв., собств. Шлейфер, Спб.

Весна (березки) – м., собств. Руманова, Спб.

Сосны – акв., собств. Руманова, Спб.

Горелый лес – м. к.

Сети – м.

Над рекой, этюд – м., собств. Н. И. Бутковской, Спб.

Лужа в лесу – м.

Сосновка – акв.

Натурщица – м., собств, Н. К. Калмакова.

Натурщица в красном – м.

Весна – м., собств. М. А. Риглер-Воронцовой, Спб.

Портрет дочери – акв.

Белое на зеленом (первые шаги) – м. к.

У зелен. стола – м. к.

Роза в мастерской – м. к.

Nature morte – акв.

Над рекой – маиол., собств. П. Щ. Берлина, Тифлис, «Белый ключ».

Синее на белом – маиол.

Сказка о постройке – акв., собств. А. Н. Дроздова, Екатеринодар.

3 этюда берез – акв. и маиол.

Берез. аллея – м.

Берез. роща – к.

Славянка – м.

Белое зеркало – м.

Иллюзия, этюд – м.

Сказка (свет в лесу) – м., собств. Д. Д. Бурлюка, «Нов. Маячка» Тавр. г.

Сирень, этюд – м.

Церковный мотив – м. к.

Астры – м. к., собств, А. И. К-на, Спб.

Крым, эскиз – м.

Девочка с куклой – м. к., собств. Л. И. Балльер, Севастоп.

Натура на голубом (законч. в 1912) – м.

Над рекой, эск. – м.

Иллюстр. для монодрамы Н. Н. Евреинова «Представление любви»:

1. Стилизация банальности – м.

2. Ночь любви – м.

3. Отчаяние – м.

Кавказ

Месса Эльборуса – м.

Кавказа, триптих – м.

Ольховка – м. к.

Св. Тополи – акв.

Мельница на Березовке – м. к.

Место дуэли Печорина и Грушницкого – м. к. и м.

Замок Коварства и Любви – м. к.

Подкумок – м. к.

Кисловодск – м. к.

Гроб-Гора – м. к.

Мозаика – м. к.

2 этюда – м. к.

Этюд для композ. «Страшный Суд».

Пляж в Куоккала, этюд – м. к.

Лежащая женщина – акв.

Головка мелом.

Сирень – эскиз.

Снеговые вершины, этюд – собств. Екатеринодарского гор. музея.

Хороводь – видение, уголь.

Святой берег (просветл. этюд) – м. к.

Солнце – н. м.

Кукла – м. к.

Этюд натуры в треугольнике – м. к.

Обложка для сборника «Своб. Музыка».

Море (Куоккала) – м. к.

Слеза – белая темпера.

Этюд (2 фиг.) – бел. м. к.

На пароходе – м. к.

Монах (Нов. Сименз) – м. к.

Феодосия с моря – м. к.

Гора Кошка (мист. этюд) – м. к.

Ялта, эскадра – м. к.

Этюд Кошки – м. к., собств. Н. Е. Добычиной.

Канон Первого Века, эск., – н. м.

Берег, эскиз – м. к.

Созвездие Большого Пса, эск. – акв.

То-же, плакать для Общ. Интимн. Театра, собств. Общества.

То-же, – марка Общ. Интимн. Т.

Геленджик и Екатеринодар

Портрет А. К. ф-Мерс – м. к.

Спутница – м. к., собств. А. Н. Дроздова, Екатеринодар.

Портрет А. К. ф-Мерс – м. к.

Весна в Геленджике – м. к. и н. м.

Портрет Е. П. Дроздовой – акв.

Териокский театр

Занавес, I эскиз – акв., собств. Михаила Бабенчикова, Спб.

Занавес, IX эскиз – акв.

Общий вид занавеса (с парусами и лентами).

Общий вид сцены.

Арлекинада Мейерхольда и Соловьева (задний занавес и ширмы) – н. м.

То-же. II эскиз.

Испанская пантомима Мейерхольда и Соловьева.

В саду – эск. декор, для пьесы Оск. Уайльда «Что иногда нужно женщине».

Стриндберг. Синтет. портрет – бел. – акв.

Маски – 4 акв.

3 эскиза обложки для книги Н. Н. Евреинова «Театр, как таковой» – акв.

Портрет Н. Н. Евреинова – акв.

Портрет Н. Н. Евреинова – н. м.

Сардонический смех – мел

Женщина на звере – резьба по дереву, 1910-12.

Эскиз, – собств. Михаила Бабченкова.

Этюд с натуры – кубич. скульптура – глина, 1911

Канон Первого Века

Берег

Этюд к композиции «Страшный Суд»

Слеза

Солнце

Месса Эльборуса

Св. Тополи

Созвездие Большого Пса

Портрет А. К. ф-Мерс

Маска