Каждый раз сине-матовым вечером,

Чуть прикрывшись холодным платком

В даль, закрытую искристым глетчером

В идете в моленьи святом.

И в душе Вашей, в люстрах топазовых

Торопливо сгорает закат…

Я смотрю: повернетесь не сразу Вы

Своей синей фигуркой назад.

В уходите в улицы вечные

Окунувшись в уснувшую синь…

Робкий вечер спадает на встречные

Статуэтки чужих герцогинь…

Я люблю Вас. Томиться Вам нечего:

Мне ведь дорого так за окном,

Мне ведь дорого так синим вечером

Вас понять в Вашем взоре святом.

Последние дни уходящего лета.

Влюбленные в Солнце, спешии уйти.

И песни, столь нежные песни Поэта,

Для слез воскресавших искали пути

Там звездные глазки Мечтой чаровали,

Там солнце горело, как жаркий топаз…

Мечты отзвенели. Мечты отсверкали.

Осталось лишь грусть неразгаданных глаз.

И солнцевы песни, как листья слетели,

Осенние сказки пугливо бегут…

Потухшие дали, участия трели,

Иначе чаруют, иначе зовут.

Осенние слезы так быстро случайны

Осенние сказки с короною грез…

Я тайн захотел! Так подайте же тайны

Слетевшие тайны весенних берез..

Мне так ведь тяжело обманывать тебя

И косы целовать, мечтая о разлуке…

Зачем же ты, безмозглая Судьба.

В семнадцать лет мне шлешь такие муки!

Я часто думаю о девочке простою

Нашедшей идеал в самовлюбленном Принце…

Хочу сказать: «ведь я уже не твой,

Не твой»…

Но силы нет сказать, но силы нет уйти

Иль вихрем вырваться к заманчивой свободе…

Я мысленно твержу: «меня прости»…

И углубляю лишь любви твоей колодец…

Под нами огнями горели соборы

В протянутых улицах крик фонарей

Разнервничал взоры, прекрасные взоры

Зарницами быстро-изменчивых змей.

Мечтательно юные глазки блестели

Из темных, приподнятых нежно, ресниц…

О чем Вы мечтали, и что Вы хотели?

Быть выше соборов, быть ярче зарниц?

И взоры тонули в сверкающей дали

Прекрасные взоры волшебницы той,

Что носит названье невинное – Ляли,

Что стала моей черно-кудрой Мечтой.

Все это случилось как будто давно так,

Как будто то был лишь мгновения луч..

И помню я только, что взор был так кроток,

А руки так нежны… и голос так жгуч.

В эту осень золотую легкокрылая японка

Каждой ночью поцелуям отдавалась в роще роз

И смеялася так звонко, говорила и манила,

Доводили до бессилья, до серебряннистых слез.

В эту осень хризантемок я влюбился на Тайване…

Грусти матовый оттенок в первый раз тогда узнал,

И смотря на неба ткани захотел иметь я крылья,

И рыдал в своем бессильи – волны моря целовал.

Ах, вы не были на взморье одинокого Тайваня.

Где в одном лишь быстром взоре столько странно диких роз

Где так манит гибкость стана, где задумчивые глазки,

Где все ночи – только сказки, где разнеженности грез…

В эту осень золотую нежно – грустная японка

Мне на память дорогую подарила пару роз…

И прощался так тонко, распустив печально косы,

Уронив на эти розы капли белых-белых слез…

Проспект. Электричество. Шляпы. Девицы,

Движенья, отрывки и радости встреч…

Так едко хохочет, кричит и пестрится,

Проспекта презренье и страстная речь.

Уходит, проходит средь каменных зданий

Толпа, развращенная пошлостью фраз…

О сколько тоски и невинных мечтаний

В мерцаньи лампадных и ищущих глаз.

Проспект. Дерзкий вызов. Презренье и встречи

Проспект. Электричество стонущих лун…

И моды и туфли, и ласки и речи,

Рыданье шарманки и шепоты струн.

Разбросанный гордо, весь каменно-серый

Проснувшийся Город в кипеньи огней…

Проспекты. Прожекторы… Наглость и Вера,

И гимны Христу и сверканья Мечей.

Ты вся застыла в окне холодном

К стеклу примерзла волос вуаль.

Туманный город – холодный Лондон

В тебя забросил свою печаль.

Ты вся такая ж; те ж занавески.

И то же платье, что было встарь;

Но только грустью делиться не с кем…

Туманит стекла седой январь.

Вся жизнь в минувшем так метеорно,

Во всем, что было давно-давно…

Морозом вечер расшит узорно.

Узорный вечер глядит в окно.

Золотисто-малахитовый потускнел небесный свод

Я сижу Мечтой увитый у фонтана белых вод…

Осень тихо и неслышно обвела меня рукой,

Кто-то шепотный и лишний все смеется надо мной.

Тихо шелесты багряные заколышатся, умрут…

Плачут грустные туманы, тихо плачут там и тут.

Все ушло. Все как-то дально. Я не тот – я уж другой.

Осень нежно и печально листья сыплет надо мной.

Золотисто-малахитовый парк аллейный опустел.

Весь сонатами увитый я не знал, что я хотел.

И оранжевые глазки Осень кинувши ко мне

Все нашептывала сказки, тихо-тихо, как во сне.

Мне скучно, плохо так. Себе я непонятен…

Не то кричать, как зверь, не то рыдать хочу…

Игру расплывчатых лилово – серых пятен

Усталой головой уныло я влачу.

Раздвоенный мудрец, Поэт и Балаганщик

Комедию любви зачем я приобрел?

Ведь лучше без тебя, ведь лучше было раньше

Там, в васильковых рощах милых наших сел.

Когда я маленький, в коротеньких штанишках,

Срывал рукою детской нежные цветы…

Теперь же в голове туманный образ Ницше,

В раздвоенной душе неясные мечты;

Теория любви – любовь мне заменила…

Кто мне посмел сказать, что будто я Поэт?

Кто отравил цветы моей прекрасной виллы?

Ведь жизнь вся впереди! Мне лишь семнадцать лет

Задумчиво раскрыл скрипящее окно,

Взглянул рассеянно на переулок старый…

Такой осенний весь я вспомнил об одном…

Твой взор сквозь тень ресниц, тяжелый и усталый,

Мне душу придавил упреком ледяным…

Тогда, как и теперь, фонарь струил свой дым

В панели зеркало – холодное, стальное.

Стояла у дверей, прощаяся с Поэтом…

Хотела попросить… я сухо отказал…

Твой шелковый платок из рук твоих упал…

Бессильно дрогнувши, ты сделалась больною…

Ушла… не застегнув осеннего пальто

И после я узнал – ты радовалась где то

Что мне оставила… хоть шелковый платок…

Ты – женщина. Свернувшись у огня

В комочек розовый колеблющихся пятен,

Ты быстро чрез плечо окинула меня

Кривой насмешкой губ…

Подруга в кресле хитро подняла

И злом бровей презреньем понятнымы…

Ты рассказала все. Ты ту тайну раздала…

Твой смех цинично груб…

Вместив любовь и наглости огня

Твой мир остался мне все так же непонятен…

Но то хорошее, что было у меня

Ты превратила в труп.

Ведь трамваи несутся, ведь грохочут моторы,

Ведь стремится в влекущее обезумевший рок,

Почему ж в моей комнате все опущены сторы,

Почему все скрывается мой больной огонек.

Ведь порывистый город в электрический вечер

И в холодные ночи обнажает разврат,

И туманом прикрывши все проспектные встречи,

Он уводит влюбленных в заколдованный сад.

Потому в моей комнате все опущены сторы,

Потому все скрывается мой больной огонек,

Что б не слышно мне было, как грохочут моторы,

Как пьянеет грядущим обезумевший рок.

Сегодня я бродил пустынно, одиноко,

Молитвенно смотрел в мерцанье фонарей.

Миганье хмурых глаз манило там глубоко

И ждало как то зло у запертных дверей.

Сегодня я страдал в моей каморке бедной

Мучительно смеялись тени надо мной,

А я лежал один, хохочущий и бледный,

Изъеденный тоской, и хилый, и больной.

Сегодня я болел, и плакал одиноко

Страдал и умолял безъокую судьбу

Но завтра… я начну у своего порога,

За счастье и мечту давнишнюю борьбу.

Я стоял печально перед своим оконцем

И вдыхал уныло золотую пыль,

Я стоял печально под осенним солнцем

Мне хотелось в степи, где растет ковыль.

Пожелтели листья, стали уж осенни…

Мне смеялся город в золотистый день,

Под осенним солнцем пробежали тени.

Под осенним солнцем расцветет сирень,

Я смотрел влюбленно в городскую просинь

В одиноком сердце умерла печаль

Под осенним солнцем, в золотую осень

Уносились грезы в солнечную даль.

Я хотел влюбиться за своим оконцем,

И потом в мечтаньях провести весь день.

В хризантемный полдень, под осенним солнцем

Под горячим солнцем расцветет сирень!

Я не верю в Солнце, я не верю в встречу

Мне так трудно верить, мне так трудно жить,

Может я страданьем душу искалечил,

Может я бездумно не могу любит.

Я хочу безумья, чтоб забыть страданье,

Я хочу веселья, чтоб забыть любовь,

Дайте же мне бездумно позабыть мечтанья

Я так жажду солнца, я так жажду снов.

Я боюсь поверить в душу человека,

Я ведь не умею, не могу любить,

Потому что сердцем и душой калека

Мне так трудно верить, мне так трудно жить..

Пишу тебе привет из милого Тифлиса,

От пыльных мостовых и чахленьких садов.

Здесь нет у нас цветов – гвоздики и ириса.

Как нет среди цветов – роскошных городов.

А я уже устал от пыли и удушья

Ходить, смеяться, жить средь этих мостовых…

Я захотел цветов, природы и воздушья

Я захотел морей и грез береговых.

И вот теперь стою у пыльного карниза

Гляжу через окно на белизну домов,

И шлю тебе привет от глупого Тифлиса

От пыльных мостовых и чахленьких садов.

В цветах Июня, в краю олонца,

В мечтах созвездий, огнем дыша,

Сияя Солнцем, влюбляясь в Солнце

Блестела счастьем его душа

Порывно рвалась ловить мгновенье

Момент старалась в ландо запречь…

То остановка, то вдруг движенье…

Как захотелось огонь рассечь!

Как хохотала над беззаконцем

В цветах Июня, вином дыша

В влюбленных грезах, играя Солнцем.

В мечтах созвездий его душа.

Поблекшие розы… Увядшие розы…

Влюбленные грезы угасшего дня

И ветер колышет, и плачут мимозы

И капают слезы в душе у меня.

И кто-то смеется, и где-то играют,

Играют на скрипке в осенней тиши…

А ветер и вечер узорно сплетают

Несмелые струны тоскливой души.

И холодно в саде… Белеют березы,

Алеют мечты… И играют в серсо…

И в тягостной думе рыдают мимозы

И сырость ползет, и чернеет окно.

В душе безпонятно, бездумно и просто,

Мечты распыляются в грезы и сон

А где то, далеко, так грубо и остро

Вонзаются звуки в ночной небосклон.

Пусть все бессердечно и глупо-нахально

Пусть Город жестокий безумно живет,

Не надо быть чутким, ведь детски печально

Смеется над жизнью безмозглый урод.

Не надо быть чутким в туманные ночи,

Пусть ветер холодный морозит окно,

Пусть Город безумный призывно грохочет.

Когда опьяняет в бокалах вино.

Воспеньте бурно в бокалах грезы,

Налейте в чаши своей мечты,

И разбросайте по ветру розы,

При млечном свете одной звезды.

Любите страстно вина сказанья,

Глядите смело всегда в глаза…

Скорей же в чаши свои мечтанья!

Гори же ярче моя звезда!

Огня заката – любви порывы.

Крапива счастья – мечты о ней

Свиданье страшно внизу обрыва

В огнях заката – в мечтах огней.

Дрожанье лиры, венки созвучий

В тисках рассудка я ждал Мечту

Казалось плакать, сгорая лучше

Страдать и плакать за Красоту.

Огни заката, огни заката,

Свиданье горько – мечты о ней

Любовь в бокалах-пью до разврата,

Рыдая счастьем, гоня людей.

Где вы, дни мои безмятежные,

Солнцем полные и спокойные?

Где вы, ночи мои чудно-нежные?

Где вы, грезы мои лунно-стройные?

Где вы, очи мои, грустью темные?

Где луна, что в них отражалася?

Нет очей тех – теперь есть дни черные,

И мечта одна по ним осталася.

Уж не вижу я в тех садах моих

Ни акации, ни граната.

И к весне младой средь садов моих

Ни фонтана нет, ни каскада.

Уж прошли дни мои безмятежные.

Солнцем полные и спокойные,

Прошли ночи мои чудно-нежные,

Ушли грезы мои лунно-стройные.

Вы устало взошли на трамвай

Ваши милые глазки мечтали

Я причел в них немного печали

И тоску одинокой любви.

Но смеялся насмешливый май

Он не понял ведь вашей печали

Вы тихонько взошли на трамвай,

Потому что ужасно устали.