Голос Вселенной № 3 (1995)

Оторваться от книги было непросто, не хотелось отрываться. И Славка не спешил – ну что, в конце концов, значат лишние три минуты! Он перечитывал ее в четвертый раз. И знал, что будет читать и в пятый, в шестой… Вот это жизнь: как наяву! Нет, лучше, значительно лучше, наяву так не бывает, только в старинных романах! Где-то далеко-далеко и давным-давно – остров посреди океана, диковинные животные, солнце, попугаи, стихии, с которыми надо бороться. И вообще, каждый час, каждый миг трудности, неизвестность. Да что там говорить – вот романтика! А пожелтевшие за столетия страницы – в них самих уже тайна, неведомое, а язык – разве сейчас так говорят и пишут? Куда там! Правда, староанглийский Славка учил во сне, потому как ленив был и неприлежен. Но разве это важно? Нет! Попади он туда, куда занесла судьба героя старинной книги, да он бы и не такое выдавал! А что здесь? Тьфу! Славке и думать не хотелось, что через минуту-другую надо будет отложить затертый, потрепанный томик и выйти наружу, приступить к своим ежедневным и нудным обязанностям. Однако работа есть работа. Последний раз вдохнув в себя запах дальних странствий. Славка не глядя нащупал на столе увесистый кругляш, сунул его между страниц, чтоб не искать потом, где остановился, и решительно отодвинул книгу. Затем машинально влез в защитный костюм, нацепил на всякий случай маску и вышел из станции.

Отброшенный дверью фиолетовый спрутокрокодил взмявкнул обиженно и опрометью бросился в чащу, сшибая на своем пути выросшие за ночь огурцы. Название Славка придумал сам, они были просто продолговатыми и с пупырышками, вылитые огурцы, но росли прямо из земли и вкусом напоминали вареники с вишней. Каждый вечер Славка старательно выкладывал из огурцов сложный геометрический узор, втыкая их в питательный слой. И если ночью никто не хозяйничал в огороде, узор становился фантастически красивым и еще более сложным, какой разве на экране дисплея увидишь.

Огурцы то ли делились, то ли почковались, Славка не помнил, хотя ему растолковывали сведущие люди. Да и неважно это было, главное, размножались очень быстро и причудливо. Но редко огуречная плантация по утрам оставалась нетронутой. Славка не знал, кто занимается безобразиями, а потому часто грешил на Кешу – прибившегося к станции спрутокрокодила. Приручать его Славка и не думал, как-то само собой получилось. А теперь от Кеши невозможно было избавиться – прописался под дверью. И, вдобавок ко всему, стоило Славке только выйти из станции, прилипал и не отходил ни на шаг. Ну ничего, думал Славка, после сегодняшнего пинка полдня обижаться будет, хоть отдохнуть от него удастся! Спрутокрокодил попался с характером.

Собрав с десяток огурцов, Славка протолкнул их в лючок возле двери – к обеду интегратор сотворит что-нибудь съедобное, надоели уже вареники! Потом не меньше пятнадцати минут возился с четырьмя биолокаторами, торчавшими по углам от станции. На одном были следы повреждений – опять кто-то любопытный приходил из чащи. Пришлось менять реле, подключать к Центральной системе – пускай она ищет неполадки, а потом и устраняет их.

Центральная система знала и умела все. Славке вообще было непонятно – зачем его тут держат? Запустили бы на полный автоматический режим всю станцию – и дело с концом! А то, видите ли, им лучше знать! На всякий случай! На всякий случай! Для практики, мол! Но надолго расстраиваться Славка не стал. Да и не умел он надолго расстраиваться. К тому же надо было обойти дальние концы, поглядеть, что там и как.

Первым делом Славка решил сходить на поляну, проведать коз. Он свернул с тропинки и топал по серому, пузырящемуся мху – так ему больше нравилось: мох сильно пружинил, подталкивал. Можно было даже остановиться и попрыгать. Если таким обложить прыжковые сектора на, стадионах, рекорды бы долго не устояли, сам Славка и стал бы рекордсменом – и Земли и всей Звездной Федерации. А можно было подпрыгнуть и упасть на спину, как на батут. Многое можно, да жаль, время от времени включают связь-обзор из Центра, а стало быть, могут увидеть. Потому сегодня Славка решил не дурачиться, все-таки практикант, а не приготовишка какой, надо посолиднее быть.

Из черных ветвей выпала резиновым шлангом лиана, поползла навстречу. Но он не обратил внимания на это глупое полурастение-полузмею. Лиана вечно поджидала в одном и том же месте и уже порядком надоела. Никакой фантазии, вяло подумал Славка и топнул ногой. Лиана, шипя и извиваясь, втянулась в крону над головой. По ее понятиям, жертва всегда должна пугаться, застыв на месте, или убегать, а раз ни того ни другого не следует, значит, это и не жертва вовсе.

Славка боялся за коз. Он считал, что большую часть здешних тварей давно бы пора отправить к их создателям. А вот коз любил. Правда, толку от них ноль – ни молока, ни шерсти, но уж больно симпатичные!

Рядом брел дубль-X и тяжело, с присвистом сопел. Славка старался его не замечать. Дублей он презирал и не помнил, чтобы кто-нибудь, где-нибудь, исключая, конечно, инструкции и прочую канцелярскую писанину, называл эти малоприятные создания дублирующими хамелеонами. Их звали просто – упырями. Скукотища!

Фантазии у упырей было ненамного больше, чем у лиан. Вот и сейчас горе-упырь брел в таком же защитном костюме, что и на Славке, был так же лохмат и сутул, как оригинал, и вдобавок имел точно такой облупленный нос под прозрачной маской. Попробуй отличи! Но Славка знал, что упыри по своей природе халтурщики. Глядишь на него прямо – ну до мелочей все верно, копия! А чуть скоси глаз, так, чтобы не заметил, – и сразу увидишь: или проплешина в теле, или еще что, выдающее с головой. Вот и сейчас на локте упыря была дырка и в ней что-то мигало. «Тоже мне, Пятница!» – пробурчал Славка под нос и отвернулся.

Чьих рук творением были упыри, никто не знал. А главное, никто и сознаваться не хотел. Лет пятьдесят назад, когда на планете командовали ученые мужи из Института Экспериментальной Генетики, еще можно было найти виновника, но только не сейчас.

В Славкины обязанности входило примечать новые виды биоматерии, если таковые обнаружатся, и классифицировать их. Появляться им вроде было неоткуда, но они появлялись, и довольно-таки часто. А вот исчезали редко. Поначалу экспериментаторы из института отбирали самое ценное, что могло пригодиться в метрополии или при заселении новых пустынных планет, и внедряли свои создания, куда надо и не надо, стараясь, по мере сил, не нарушать баланса. Потом запутались, бросили все как было и перебрались продолжать научный поиск в новые места. Галактический комитет по охране жизни и общей экологии бушевал, метал громы и молнии. Но ничего поделать не мог – каждую молнию отражал обоснованный ответ, громы приглушались публикациями и голофильмами, в которых рисовались радужные перспективы человечества, ведомого исследователями из ИЭГ к окончательной гармонии.

Ученым мужам негде было развернуться. Новое, неизведанное манило их. Со Славкиной планеты они ушли еще до его рождения, понадеявшись, что все ненужное само собою вымрет, ведь ни по каким законам оно не сможет образовать устойчивой экологической системы. Как бы не так! Проще, казалось бы, уничтожить все, придать планете ее первоначальный благообразно-пустынный облик. Но на это у генетиков руки не поднялись. Так и ушли – с опущенными руками и извиняющимися улыбками на лицах… Создания их оказались не только живучими, но и способными порождать нечто новое, выходящее за пределы всякой фантазии.

До полянки оставалось не больше двадцати минут хода. Но Славка не спешил. Временами он останавливался, подбирал валяющиеся рядом у тропинки камни и далеко зашвыривал их в чащу. Один из таких разноцветных голышей испуганно заверещал на всю округу.

Но Славка уже разжал пальцы, и непонятная тварь скрылась за верхушками стреловидных папоротников, тут же замолкнув. На писк обиженного «камушка» чаща отозвалась оглушительным, долго не смолкающим ревом: «И-и-э-э-гх!..» Рев был утверждающ и лих. Давным-давно кто-то из младшего персонала генетиков заложил в самосовершенствующуюся модель исполинского экскавазавра этот вопль, прославляющий родной институт.

Упырь плелся по-прежнему рядом и временами принимал обличия тех, о ком думал Славка, этакий упырь-телепат. Славка просто не мог постичь умом, зачем все это было нужно? Но верил – не было бы нужно, не сделали! Генетиков он уважал. А вот упыря нисколечко.

Чтобы избавиться от дубля, Славка очень образно представил себе большой мыльный пузырь и, когда упырь радужно засиял рядом, переливаясь тонюсенькой оболочкой, ткнул в него пальцем. Пузырь лопнул. На кончике пальца осталась мыльная капля. А упырь образовался Славкиным двойником по другую руку и вздохнул как-то особенно тяжело.

Славке вдруг стало не по себе. Он потерял способность двигаться, думать… и замер. Капля была мокрой! Он чувствовал ее кожей сквозь перчатку – чего никогда не бывало, никогда, даже если сунуть руку в лужу, в кипящую лаву, в серную кислоту. Он медленно провел ладонью по поясу – так и есть, кармашек пустой, силовика не было. Стало холодно и страшно. Все это означало одно: защитному костюму цена не больше, чем простой тряпке, а самому Славке остается жить до первой встречи с каким-нибудь не слишком дружелюбным зверем. Он вспомнил, как засунул силовик в книгу между страниц. И схватился за голову. Зачем он его туда сунул? И так не забудет – сто восьмая страница, зачем?! Но раскаиваться было поздно, да и не в чем – случайность. Никогда Славка не думал о смерти, а вот сейчас накатило.

Нет, он вовсе не хотел умирать, так ничего и не сделав, не повидав толком мира! Вон у большого арматурного дерева клубится туман – это колония пиявок-оборотней. Пять шагов вперед, и конец! Вынырнут из тумана цепкие щупальца, втянут к себе, в белое марево, все! В глазах потемнело. Славка так и сел, где стоял.

В мозгу билось, пульсировало: бежать, бежать на станцию, пока не поздно! Но он не мог встать, ноги отказывали, било крупной дрожью. Рядом сидел пригорюнившийся упырь и тоже трясся всем телом. Славка впервые испугался дубля, отшатнулся. Тот резко отпрянул в противоположную сторону, замигал дырками сильней. Нет, упырь пока не тронет, подумал Славка, ведь и лиана же не тронула, а могла… надо поувереннее, собраться надо!

Он вспомнил, что в первые дни на него часто нападали здешние хищники – но костюм был им не по зубам. И, наверное, потому многие отступились, выработали условный рефлекс. Теперь утешения в этом мало. Все равно ему до станции не дойти, не дадут! Тот же упырь, как только смекнет… Славка совсем иначе видел все привычное, окружавшее его целый месяц. К козам идти нельзя! Какие там козы, скорее назад!

Он встал и медленно пошел по тропинке, удаляясь от станции. В руке сжимал подобранный камень, настоящий, не голосящий ни с того ни с сего. Проходя мимо колонии пиявок, он швырнул камень в туман. Белое марево заклубилось, вспучилось, но Славку пропустило. Вслед первому камню полетел второй, брошенный упырем. На упыря щупальца среагировали – черные мясистые отростки облапили дубля. Но утащили к себе пустоту. Упырь, как и в случае с пузырем, рассредоточился и собрался уже на семь шагов дальше, рядом со Славкой, запыхтел, засопел. Впервые у Славки появилась мысль – а чего он, собственно, его все время копирует, мало, что ли, других, взялся бы за пиявок, например. Нет, упыря бояться пока нечего.

У края арматурного дерева он остановился и долго возился с прямой увесистой ветвью, пытаясь обломить ее – какая-никакая палка, а пригодится. Дерево было старое, засохшее, потому минут через десять Славка ветвь отодрал. Потряс в воздухе оружием, почувствовал себя уверенней. А заодно мысленно и выругал и поблагодарил халтурщиков, программировавших дерево, – уж если он сумел отодрать кусок арматуры, значит, надежного дома на таком скелете не поставишь. А впрочем, им виднее. Славка не спеша двинулся вперед.

Козы, как и обычно, паслись на поляне. Славку встретили довольным блеяньем. Огромные пуховые воротники на шеях у них раздулись, наверное, в знак удовольствия от встречи, так всегда казалось Славке. Он пожалел, что поленился, не набрал огурцов – козы очень любили вареники с вишней.

Упырь приотстал, застрял на краю поляны, постепенно теряя четкие очертания. Ладно, решил Славка, усмехаясь, и без него обойдемся. Он улегся на траву между коз. Если эти беззащитные неженки целы и пасутся себе мирно, значит, и опасности никакой. Можно передохнуть немного, успокоиться.

Славка лежал и прислушивался к стуку собственного сердца. Оно постепенно входило в привычный ритм. Да и голова прояснялась. А может, не идти никуда? Зачем возвращаться? Ведь самое большее через час-полтора на станции обнаружится его пропажа и те, кто в Центре, примут меры. А с козами так хорошо, так спокойно. Он перевернулся на спину, прикрыл глаза.

Одна из коз, тяжело переваливаясь на перепончатых лапах-ластах, подошла вплотную, наклонила кудлатую голову. И Славка сквозь маску ощутил шершавость раздвоенного зеленого языка. Он протянул руку и почесал у козы за ухом. Та тихо, с восторгом заблеяла на высокой ноте. Стали подбираться другие, ближние. Они тоже клонили головы, просили ласки. Славка махнул рукой.

– Все, хватит! Идите, паситесь! – проговорил он негромко, но твердо.

Козы были на диво послушные, разбрелись. Славка отыскал глазами притихшего на краю поляны упыря. Остался доволен собой – неопытный глаз навряд ли различил бы дубль-хамелеона в серой кочке с голубеньким цветком наверху. Но Славку не проведешь – в нижнем листочке, у стебля, сияла дырочка, и там была мигалка. Точно, он! На какое-то время Славка даже позабыл, что попал в серьезную переделку.

К реальности вернул жуткий вой из чащи. Вой приближался и становился сильнее. Никому иному, кроме стаи болотных шакалов, он принадлежать не мог. Хуже некуда! На Славку накатила волна почти панического ужаса. Шакалы жили в единственном на планете болоте и были там мирными травоядными. Но иногда, очень редко, с ними происходили удивительные превращения. Они вдруг выползали из болота, скидывая с себя старую оболочку, как змея кожу. Они становились похожи на самих себя меньше, чем лососи до нереста походят на обезображенную остроклювую горбушу, пробившуюся сквозь пороги и водопады к месту своего рождения. И все же они оставались собой, болотными шакалами. Они жили всего два-три дня. Но эти дни превращались для обитателей чащи в жуткий кошмар – шакалы пожирали все на своем пути, им нужен был запас жира, чтобы отложенное потомство могло безбедно перезимовать в болоте.

Славка уцепился за палку. Он понимал, что она ему не поможет. Но что ему могло помочь?! Он видел краем глаза, как метался снова принявший облик человека упырь, как он взмахивал руками, подпрыгивал… Но будто невидимая стена выросла по краям поляны, и упыря эта стена не пропускала. Да и что с него толку! Славка почувствовал, как вспотела сначала спина, а потом и все тело. Пот со лба тек в глаза, мешал смотреть.

Стены, не пропускавшей упыря, для болотных шакалов не существовало. Приземистые, распластанные по траве бурые тела, вскидывая безлобые головы с черными хитиновыми жвалами в три ряда, приближались. Ни лучемета, ни гравизащиты, ничего, кроме палки… И это был конец! Палка пойдет на закуску. А потом… Нет, подождем пока, решил Славка, они ведь на коз сначала набросятся. Ему стало до слез жалко этих беззащитных, пушистых козочек, таких неуклюжих на своих ластах, таких милых, плюшевых. И он забыл о себе.

А козы, казалось, не замечали приближающихся шакалов, так же мирно щипали травку. И если одна поднимала голову и начинала блеять, глядя в поднебесье, другие прислушивались, кося изнизу глазом, а потом дружно поддерживали товарку.

Славка уткнулся носом в землю, чтобы ничего не видеть. Палку сжимал в кулаке, ждал – вот сейчас завоют, захрипят, заголосят раздираемые козы, и тогда… Но было тихо. Лишь вой шакалов стал каким-то надтреснутым, нестрашным.

Он осторожно приподнял голову. И ничего не увидел. И справа, и слева, и вверх сплошной стеной вздымался, вился не пригодный ни на что козий мех. Он вскочил на ноги, отталкивая от себя лезущую в лицо шерсть, пригляделся. Нельзя было ничего понять. Славка быстро вскарабкался на спину ближайшей козе, придерживаясь за ухо, встал на ноги.

Пришлось долго тянуть шею, прежде чем он что-то высмотрел. Козы разделились на две большие группы, освобождая шакалам проход, и одновременно невероятно раздули свои воротники. К ним невозможно было подступиться, шакалы вязли в море шерсти, соскальзывали с нее, отчаянно рвали пух и шерсть жвалами, но ничего поделать не могли. Временами то один, то другой из обезумевших хищников получал из-за непреодолимой завесы увесистую оплеуху ластом и откатывался назад. В рядах коз Славка не заметил ни малейшего волнения.

Он слез с лохматой спины, уселся на землю. Тоже мне, друзья, думал он, это так-то у вас от радости воротники раздуваются? Эх вы, за чужого принимали! Но обида была наигранной, внутри у Славки все пело. Вот тебе и беззащитные неженки.

Через полчаса шакалов и след простыл. А козочки, чуть поубавившись в размерах, продолжали пастись на лужайке как ни в чем не бывало. Славка обошел каждую. Подолгу чесал за ушами, похлопывал по спинам. Иным способом выразить свою благодарность он не мог. Но надо было возвращаться – стыдно, чтобы из-за тебя переполох устраивали.

По следам в траве Славка определил, что болотные шакалы ушли влево от тропы. А значит, их бояться больше нечего, они не сворачивают с пути. Он помахал козам на прощание и направился к тропе.

Упырь встретил Славку таким яростным сопением, будто он собственноручно отогнал стаю, а на обратном пути закатил валун на высокую гору. На этот раз Славка был рад попутчику. И даже благодарен за заботу. Он подмигнул дублю. Тот засиял, умерил сопенье. И они двинулись вперед.

По дороге Славка подобрал несколько живых камней, которые тут же прозвал пищалками. Надо будет сунуть их в биолокатор – тот определит, кто они, эти новые жители планеты. А может, и не новые? У Славки голова гудела. И никак не проходил озноб.

– И-э-гххх! – громыхнуло совсем близко.

Славка вздрогнул. Но все же нашел в себе силы сойти с тропы, немного углубиться в лес. Из-за мшистых корявых стволов он разглядел экскавазавра. Тот гигантской и плоской нижней челюстью рыл никому не нужный котлован. Прямо посреди леса.

Сам трудяга был с четырехэтажный дом и почему-то без хвоста. Славке он прежде представлялся более устрашающим, похожим на древних ящеров. Завр делал свое дело и не забывал пережевывать и глотать корни, попадавшие в пасть вместе с грунтом. Землю выплевывал в сторону, там высился порядочный холм.

Неподалеку от завра можно было посидеть, отдохнуть – ну какой смельчак из хищников рискнет подобраться близко к этому чудовищу с камнедробительными челюстями. Славка завра не боялся, знал, что животное проектировалось для строительных нужд. Считал его совершенством, большим достижением генетиков-экспериментаторов. И вправду, ну зачем везти на дальнюю планету, за сотни световых лет экскаваторы и другую технику? Куда все это класть? А тут запихнул в транспортный отсек яйцо величиной с тумбочку, прилетел, включил подогрев – и через пару недель у тебя незаменимый помощник, которого хлебом. не корми, дай чего-нибудь вырыть.

Дважды, пока отдыхал. Славка отгонял палкой лиану, норовившую вцепиться в его ботинок. И убедился, что на лиан палка действует не хуже гравизащиты. А когда та сделала третью попытку. Славка представил большие ножницы… Рядом что-то металлически блеснуло, и конец лианы в добрых два метра остался на земле, сразу же перестав извиваться. Упырь, за минуту до того пропавший, вновь сконденсировался из воздуха, засопел. Неужто он? – думал Славка. Ну дает!

Пиявки-оборотни на обратном пути представились не белым облаком, а большим аппетитным фруктом, напоминавшим гибрид клубники с ананасом. Фрукт был как живой, даже дышал. Но Славку и упыря пропустил.

Однако упырь, на этот раз по собственной инициативе, бросил-таки камнем в колонию оборотней. Камень отскочил как от резинового мяча, ударил по ноге. Славка погрозил упырю кулаком. И тот стал на глазах бледнеть, а потом спрятался за спину практиканта и долгое время старался не попадаться ему на глаза.

Славка не держал зла на упыря. Он думал о другом – пройдена почти половина пути назад, какой окажется вторая половина? Ведь что ни говори, а защита нулевая, и надежда только на случайность да на себя. Но он чувствовал, что страх проходит, что если держать себя в руках, то не так все и ужасно, как в инструкциях расписано.

Славка шел и беззаботно насвистывал. Вернее, пытался насвистывать беззаботно, на деле выходило прерывисто и фальшиво. Но все-таки это помогало в какой-то мере сохранять бодрость духа. Пищалки перекатывались в глубоких и вместительных карманах комбинезона. Славка про них и думать забыл. Только когда его резко подкинуло ввысь, машинально вцепился в незастегнутые клапаны на брюках. Лишь потом испугался.

Упырь бестелесно застыл в воздухе, рядышком. До земли было метра четыре. Славка болтал ногами, извивался всем телом. Не помогало. Когда он немного успокоился, то заметил невдалеке от себя спрутокрокодила, висящего на тоненьком суставчатом стерженьке. Это был не Кеша, другой, побольше размерами и пурпурной масти, с желтыми огоньками на чешуйках. Спрутокрокодил уже порядочно прокоптился в лучах местного светила, сомлел.

Славка сообразил, в чьих он лапах. Где-то у обочины завалился в спячку паук-лакомка. И что бы ни произошло на белом свете, разбудить тридцатиногого паука невозможно. Он зарылся под землю метров на пять, не меньше, и выставил свои огромные суставчато-телескопические грабли наружу. Они у паука живут в собственном режиме – неосторожных путников мимо не пропускают. Зато когда лакомка соизволит проснуться, ему не надо будет думать о пропитании – на всех тридцати конечностях будут висеть сушеные лакомства. Даже если птицы склюют кое-что из добычи, лапки успеют наловить новую.

Испугать Славку спящим пауком было трудно. Но отцепиться он никак не мог. Упырь вертелся рядом, пыхтел, но ничего не предпринимал. Да и чего от него ожидать! Нет, рассчитывать надо только на себя. Славка изо всех сил выгнулся, чуть не свернув себе позвоночник, и уцепился за черный блестящий коготь. Подтянуться – дело секундное.

Но стоило усесться на скользком хитине, как на него, хлопая перепончатыми прозрачными крыльями, налетела нахальная стрекоза.

Для начала Славка сунул ей кулаком прямо в лоб. Стрекоза отлетела на метр и зависла в воздухе. Крылья ее затрепетали с такой скоростью, что пропали из виду.

Славка, не дожидаясь новой атаки, вытащил из кармана пищалку и с размаху залепил ею в стрекозу.

Бедная пищалка не успела разразиться воплями, как стрекоза заглотнула ее, оглушительно щелкнув пластинчатым клювом. Славку передернуло, и он решил не сдаваться, приготовился сражаться до последнего.

Но по-настоящему бедной, несчастной в конце концов оказалась не пищалка, а сама стрекоза. Крылья у нее вдруг замерли, обмякли, выпученные глаза и вовсе вылезли из орбит. И она рухнула вниз.

С высоты своего положения Славка отлично разглядел, как бок у застывшей стрекозы неожиданно набух, вспучился, прорвался… и оттуда, изнутри, выкатилась живая и невредимая пищалка. Она не осталась лежать на тропе, а тут же скользнула в траву. И пропала.

Обдумывать ее поведение было недосуг. Славке надо было в первую очередь освободиться. Рвать ворот костюма ему не хотелось – было жалко новенький комбинезон, да и небезопасно. С силовиком или без него, костюм продолжал охранять от вредоносных бактерий, вирусов. Поэтому Славка осторожно тянул ворот на себя, отчего костюм на нем окончательно перекособочился, и трудно было понять, где рукава, где спина, где что.

Последний рывок Славка не рассчитал. И, заваливаясь спиной вниз, полетел на землю. Доли секунды хватило, чтобы он представил себе совершенно четко большой кусок мягкого пластикона. И он не ошибся – упал именно на пластикой. Тот, смягчив удар, тут же выскочил из-под тела – рядом со Славкой на тропе, потирая спину, сидел крайне утомленный упырь. Сейчас у него мигало разом в пяти или шести местах.

– Ладно, чего уж там, – примирительно проговорил Славка, – пошли домой. А то посидишь тут на свою же шею!

Он встал, отряхнулся, поправил маску. Кругом непролазной чащобой стоял мрачный запущенный лес – навряд ли генетики признали бы сейчас в нем свое детище и рискнули бы зайти дальше первых деревьев.

Где-то в глубине леса стонала какая-то сумасшедшая птица. Звук был жуткий, с всхлипом. Шумели верхушки деревьев – на одной ноте, мягко, зазывно, но и настораживающе.

Раньше Славка как-то не приглядывался к лесу. Он был для него ненастоящим, вроде декораций к спектаклю. Теперь понял, что очень и очень ошибался. Понял до дрожи в коленках. И хотя абсолютно точно знал, что первым делом генетики закладывали в модели неагрессивность по отношению к человеку, даже страх перед ним и, уж само собою, полное послушание… Но! Попали бы они на его место! Кто вообще разберется с этими гибридами, которые наплодились тут в невероятных количествах за последние тридцать лет! Может, неагрессивность в них как раз и не перешла? Может, не унаследовали они послушания, а?! Вон паук, ему что безмозглый спрутокрокодил, что человек, было б чего пожевать – и точка! Невеселые думы одолевали Славку. Дорога назад казалась бесконечной.

Упырь плелся по пятам, не высовывался. Но Славка не был спокоен за тылы, оборачивался ежесекундно. Пугали малейшие шорохи, треск ветвей наводил ужас, проклятая птица все стонала без умолку, предвещая нечто кошмарное.

От напряжения у Славки тек по спине холодный пот и почти не сгибались ноги. Нет, так нельзя больше! Он присел на корточки прямо посреди тропы – надо передохнуть, собраться. И вообще, никуда он не тронется с места, пока не пройдет этот прилипчивый унизительный страх. Вот так и будет сидеть, хоть до вечера, хоть до ночи!

Славка старательно твердил формулы расслабления, успокоения, даже приборматывал их вслух. Но совсем не мог сосредоточиться, хоть плачь от обиды! Кто их придумывал только, к чему их зубрить заставляли, толку-то! Это все на пользу, когда в мягком уютном креслице сидишь, да чтоб креслице стояло в тепленькой уютненькой комнатке, да чтоб… эх, пропади все пропадом!

Несколько минут Славка усиленно терзал себя за малодушие. А потом вдруг почувствовал, что страх пропал – ну нисколечко не осталось. Даже удивился. Вон же он, лес, надо бояться! Нет, не боялся и все тут, наоборот, накатила непонятная злость – эх, сейчас бы ему в руки этих паучков-лакомок противных, этих шакалов зловредных, да он бы их в бараний рог! Славка даже молодецки размахнулся, чтоб хлопнуть по плечу упыря-соратничка, сидевшего за спиной. Но упыря не хлопнешь, отскочил, дружок, и откуда такая реакция! Славкина ладонь пропахала воздух, глухо шлепнула по утоптанной земле. Это не раздосадовало Славку.

Он уже собирался встать и идти дальше, когда увидал, как в метрах в тридцати, впереди по курсу, на тропу выползло нечто настолько омерзительное и незнакомое, настолько громадное и непонятное, что он застыл на четвереньках и открыл рот.

Был бы в кармане силовик, все бы прояснилось – достаточно включить малый локатор, вшитый в костюм, и на станцию пошел бы сигнал, в котором все по полочкам разложено, все обмерено, засвидетельствовано, зафиксировано – классификатору оставалось бы лишь обработать информацию и сказать свое веское слово – кто это. Но силовика не было. Приходилось соображать самому.

Славка был озадачен до крайнего изумления. С чем сравнить несравнимое?! Гора живого мяса беспрестанно меняла форму и цвет. Какие-то отростки, то тонюсенькие и дерганые, то жирные и ленивые, выпучивались из разных мест горы и тут же втягивались внутрь. Эта туша видела Славку – где-то под кожей у нее блуждал глаз. Прорывался он в разных местах огромного тела, хлопал морщинистыми лягушачьими веками и пропадал, чтоб появиться в тот же миг на пять метров левее или ниже. Глаз был большой, мутный, с фиолетовым зрачком. И все это колыхалось, дергалось, переливалось и противно, на Одной ноте, пищало, в перерывах всхлипывая мощным басом. Храп перерастал в оглушительный, какой-то болезненно-нервический кашель с захлебом, стонами и прерывистыми частыми вздохами и снова сменялся пронзительным писком.

Судя по всему, чудовище готовилось к нападению и запугивало жертву.

Ну, иди сюда, иди! Славка стиснул зубы и решил, что с тропы не уйдет. Пока живой.

Гора медленно сдвинулась с места. Ни ног, ни лап у нее не было – студенистая масса перекатывалась, дрожала, наползала.

Славка рассмотрел ее получше, повнимательнее. Страха он по-прежнему не испытывал, ему было теперь все равно – от такой твари никуда не денешься!

Взгляду не на чем было остановиться. Какие-то спутанные мохнатые водоросли покрывали тело чудовища. То сверху, то сбоку раскрывался кожистый морщинистый клапан, и изнутри вырывался бурый зловонный пар. Глаз, выдвинувшись на сером тоненьком стебельке, гипнотизировал Славку. До ушей и ноздрей донеслось бульканье и тяжелое, спертое дыхание.

Упырь сидел рядом и тоже пялил глаза на чудище. Любопытный, отметил машинально Славка, скривил губы. Приходил его последний час на этой планете, да и в жизни вообще. Он успел почему-то вспомнить коз – какие они ласковые, добродушные и как умеют защищаться от всяких наглющих и прожорливых тварей. Как с ними было безопасно! Надо было оставаться там и ждать! Но поздно.

Гора застыла в трех метрах, нависая над Славкой мясистой, колеблющейся стеной и душераздирающе заорала.

Он закрыл глаза и приготовился к смерти. И почти сразу же его облапило чем-то скользким, мокрым, подхватило, завертело, понесло… Когда он открыл глаза, было темно, с трудом дышалось. Проглотила, тварь! Славку стало бить частой, нервной дрожью. Живьем слопала! Но по-настоящему испугаться не успел – забрезжил свет и он скатился по липким водорослям на траву.

Это была поляна, в нескольких метрах паслись козы. Они удивленно задирали головы и смотрели на Славку, будто впервые увидели, раздувая потихоньку воротники.

Чудовище колыхалось рядом и издавало такую гамму звуков, что Славке чуть не стало дурно. Смотреть на эту уродину он больше не мог. И какой черт его дернул сегодня выйти из станции, сидел бы себе да книжку почитывал, ну что за наказание! Увидит ли он когда-нибудь еще эту самую станцию или нет?!

Обдало отвратительным влажным вонючим паром. От рева заложило уши. И снова пропал свет, снова облепило его чем-то противным, затрясло, закачало… и выплюнуло на лужайке у станции. Двух минут не прошло, вот это скорость! Славка отказывался верить. Но доказательство моргало мутным глазом и хрипело совсем рядом.

Славка вскочил на ноги и опрометью бросился к биолокаторам. До них оставалось не больше сотни шагов – вот, вот его спасение! На бегу у него мелькнула шальная мысль – а где же упырь-то? Что ж, он так и сидит сиднем в лесу?!

Славка не успел додумать. Сзади облапило, подняло, вобрало внутрь и снова понесло куда-то.

Теперь конец, подумалось Славке. Ему стало все безразлично. Нелепость происходящего могла доконать и более стойких, более опытных людей. Наплевать! Но задохнуться он и на этот раз не успел – чудище выплюнуло его на тропе, посреди леса, прямо перед скучающим упырем.

Славка ошалел. Упырь таращил на него глаза. Но он был немой, объяснить ничего не мог, а может, и сам ничего не понимал – что способно понять такое чучело! А вот Славку прошибло – ишь ты послушное какое, ишь услужливое! Ну, экспериментаторы! Он истерически захохотал, срывая с себя ошметки водорослей.

– А ну брысь! – заорал он, еле сдерживаясь, чтоб не накинуться на чудище с кулаками. – И чтоб духу твоего не было, бры-ысь!!!

Гора разразилась испуганным писком и ринулась в чащу, круша все на своем пути. Позади нее оставалась довольно-таки широкая, для двух планетоходов, просека.

Упырь стоял на краю тропы и грозил вслед горе пальцем.

Славка хохотал еще долго. И смех этот был нервный, злой. Когда же остановился, растирая глаза руками, дергая носом, то подумал – что же он, дурачина, наделал?! Ведь мог бы уже на станции быть! Он стал мысленно призывать услужливое чудище. Но все без толку – видно, то с перепугу забилось в такую даль, куда и телепатические сигналы, даже усиленные, не доходили.

Славка в изнеможении рухнул на землю. От комбинезона противно воняло, местами он был мокрый. Упырь сочувственно качал головой, но держался подальше.

И все-таки надо было идти. Еще минут двадцать, от силы полчаса, и его примутся разыскивать. А тогда позор на весь белый свет! Как он покажется перед друзьями, с какими глазами?! Нет, надо было или сразу «сдаваться», попросту говоря, ждать, когда тебя подберут, или уж выбираться самому.

Чтобы избавиться от вони, он перевалился несколько раз по тропе, собирая на влажные места комбинезона песок, потом встал, долго отряхивался. Но остался доволен – вид был вполне приличный, не скажешь, что в чреве мерзкой твари побывал. Проверил пищалок. Те были на месте, в карманах.

– Ну что, Пятница, потопали?! – предложил он упырю и подмигнул ему.

Упырь ответил утвердительным многократным миганием.

Все! Хватит приключений, решил Славка, прямиком на станцию! И тут же свернул с тропы на просеку, оставленную живой горой. Взыграло любопытство.

Он прошел с десяток шагов, осторожно, словно на ощупь. Никто не прыгал на спину, никто не набрасывался с боков, впереди вообще ничего предосудительного не проглядывалось. Да и упырь беспечно семенил рядом, а ведь он обычно чутко реагировал на малейшую опасность. Правда, доверять ему не приходилось – от шакалов он сбежал, против чудища не помог. Что делать, каждый заботится только о себе, пришел к выводу Славка, а тем более этот тип мигающий, хамелеон, не человек же он, не товарищ. Рассуждая так. Славка потихоньку, с оглядкой продвигался вперед.

Пятачок сине-зеленой сочной травки не вызвал у него подозрений. Еще шаг – и он потерял опору под ногами, деревья резко ушли вверх.

Падение было мягким, как в кучу песка. Славка даже не сразу понял, что он провалился. Просто стало темно – лишь светлый круг над головою. И совсем тихо.

– Пришли, – произнес он глубокомысленно.

Вытянул руки и нащупал земляные стены. Сверху в отверстие заглядывал упырь. Но даже если бы тот сообразил подать руку, Славка бы не допрыгнул до нее.

Вдавливая пальцы в грунт, упираясь ногами, он сделал отчаянную и лихую попытку выкарабкаться из ямы. Но сорвался. Не удалось выбраться и на второй, и на третий раз… Славка присел на песочек, стал думать, искать выхода.

Глаза постепенно привыкали к темноте. До противоположной стенки было метра полтора, не больше. И что-то у этой стенки шевелилось. Славка затаил дыхание, всмотрелся. Какое-то хлипкое длинноухое и длиннохвостое существо неистово дрожало всем телом и безумными посверкивающими во тьме огромными глазами молило о пощаде. Первый раз в жизни Славка видел, что его так боятся.

– Ну что, заяц, попались мы с тобой, а?! – вопросил он каким-то начальственным тоном.

Потом улыбнулся, показал рукой вверх – прыгай, дескать. Существо съежилось в комок и принялось дрожать еще неистовее.

– Ну, как хочешь, – Славка развел руки, – а я тут надолго оставаться не намерен.

Он повернулся к длинноухому спиной и начал выковыривать в плотной земляной стене первую ступеньку. Он сделал ее наполовину, когда почувствовал плечами мягкое, воздушное какое-то прикосновение, толчок – вполне ощутимый, от которого опрокинулся на спину. Мелькнул длинный хвост, смазав Славку по глазам, и трусливое существо исчезло.

Ах, хитрюга, подумал Славка, какой умненький-разумненький зайчик попался! Ступеньку он прорыл, решил испробовать – неподатливая земля под сапогом тут же поддалась, осыпалась. Не так-то все было просто!

Сверху бесплотной тенью спустился упырь. И уставился на Славку.

– Приветик! – сказал тот.

В темноте упырь немного светился, и от этого стало лучше видно. Славка откровенно обрадовался. Снова плюхнулся на песок, прижался спиной к стенке. Упырь сидел напротив, подмигивал.

– Что делать-то будем? – спросил Славка. – Может встать тебе на плечи, как думаешь?

Упыря он совсем перестал бояться. Но как ему объяснить?! Славка не стал объяснять, он осторожно повернул упыря к себе спиной. Тот, как ни странно, не пугался, не отскакивал. Потом оперся на плечи, подпрыгнул и поставил туда же носок сапога. Только хотел выпрямиться, как почувствовал, что упырь оседает ленивым тестом под его тяжестью. Славка вцепился в стену, не щадя пальцев, несколько мгновений проболтался в подвешенном состоянии. И снова упал.

Все это сильно его разозлило.

– Тюфяк ты, а не Пятница! – бросил он упырю.

Тот согласно закивал, но не ответил.

Сверху кто-то заглядывал, по-хозяйски заглядывал.

И Славке стало нехорошо. Наверняка пришел тот, кто вырыл эту яму-ловушку, охотничек!

Длинный и трубчатый то ли клюв, то ли нос медленно, обнюхивая стены, спускался вниз. В узеньких кошачьих глазах отражался зелеными огоньками дневной свет.

– Эй, кто там? – еле слышно прошептал Славка.

Ответа не было.

Он вжался в землю. Ему стало страшно – как никогда до этого! Положение складывалось серьезное. И кончиться шуткой или розыгрышем не могло – Славка это нутром чуял. Он вскинул вверх руки, готовый защищаться насколько хватит сил.

Клюв приближался.

И тут упыря вдруг раздуло. Он превратился в какое-то подобие шара, оторвался от дна ямы и стал подниматься вверх, заполняя собой все отверстие. Поднимался он неторопливо, будто каждое движение стоило ему больших усилий. Но главное, он потихоньку вытеснял это смертоносное, ужасное жало-трубку, чем бы оно там ни было.

Упырь продолжал светиться, и потому Славка все хорошо видел. Светящийся шар забил отверстие у самой поверхности, не пропуская устроителя ловушки внутрь.

А Славка принялся рыть в стене нишу. Работал он отчаянно, не жалея перчаток. Потом скинул их, ковырял пальцами, обдирая в кровь. Дело продвигалось медленно.

Он постоянно вскидывал голову, поглядывал на шар. Тот вел себя странно. Казалось, он с трудом сдерживает натиск – подрагивает, подается то вверх, то вниз. Надо было спешить. Но что Славка мог поделать!

В отрытую нишу пока можно было спрятать лишь сброшенные перчатки. О том, чтобы укрыться самому, не могло быть и речи. Да и тварь эта могла бы с легкостью его достать, даже если бы он спрятался в углублении…

Шар прорвало! И снова над Славкой навис ужасный трубчатый клюв. Почему он опускается так медленно, ну почему?! Крик чуть не вырвался из горла. Стало светлее.

Вдруг кто-то оттолкнул Славку, начал вгрызаться в землю, выбрасывая ее комьями прямо в лицо. Неужто упырь? Славка отступил к стене, стал с напряжением ожидать развязки. Скорее! Только бы скорее!

Земли становилось все больше, она уже засыпала Славку по пояс. Клюв опускался – медленно и неотвратимо.

В последнюю секунду Славка юркнул в вырытое отверстие, вцепился, не глядя, во что-то вибрирующее, плотное, выскальзывающее. И его потянуло наверх!

От свежего воздуха закружилась голова. Славка даже не поверил своему освобождению. Он лежал возле огромной кучи вывороченной земли. Рядом крутилось нечто неописуемое, на глазах обретавшее очертания упыря. Он, точно, он! Славка готов был броситься ему на шею. И только теперь заметил, что неподалеку, метрах в пяти, прямо над предательской лужайкой покачивается ядовито-желтый бочонок на тоненьких ножках. Это и был его враг!

Он подхватил здоровущий сук, сбитый еще чудищем, ломившим здесь словно танк, и со всей силы ударил им по бочонку. Внутри твари что-то хлюпнуло. Второй удар нанес упырь. И он оказался решающим – бочонок прорвало, потекла зеленая жижа с аммиачным запахом. Славка зажал нос и отскочил в сторону. Ах ты клоп!

Он вернулся на тропу. О перчатках, брошенных в яме, не жалел. Главное, сам спасся – чего хорошего оказаться в утробе такого бочонка: высосет и не поймет, кого высосал, что наделал! Но упырь! Молодец! Славка поглядывал на него с восхищением и не знал, как отблагодарить. Но сначала надо было попасть домой.

Камни в карманах иногда попискивали. Но Славка внимания на них не обращал. Долго сдерживаемое напряжение все же сказалось, и он вприпрыжку бросился по тропе.

Он бежал, все мелькало в глазах, и было совсем не страшно, а даже весело – накатила какая-то странная бесшабашная удаль… Он не заметил широко раскрытой редкозубой пасти, вынырнувшей из-за угла. Лишь увидал тень упыря, скользнувшую вперед. Пасть с оглушительным лязгом захлопнулась.

Мелкий гравий заскрипел, полетел из-под рифленых подошв Славка припустился так, как он никогда еще не бегал. Он не оглядывался назад. Да и впереди себя ничего толком не видел. Остановился, когда чаща осталась позади. Замер. Вдалеке на поляне маячила станция. Четыре биолокатора языческими истуканами охраняли ее, будто древнее капище.

Оставалось пройти несколько десятков метров, и он будет в безопасности. Но Славка не мог пошевельнуться.

Он стоял, растерянно оглядываясь по сторонам. Чего-то не хватало. А вот чего, сразу сообразить не мог. Вытащил одну пищалку, бросил ее в серый мох. Пищалка замерла – камень камнем.

И тут Славка понял, чего не хватало, – нигде не было видно упыря. Он даже протер глаза и тряхнул головой. Но его вечный спутник не объявился. Неужели погиб в этой мерзкой пасти? Не может быть, ведь он такой, такой… неистребимый он, вот какой! Комок подкатил к горлу. И Славка уже не знал, что ему делать: возвращаться на станцию или бежать снова в чащу, разыскивать несчастного дубля. Эх ты, Пятница! Славка медленно побрел к станции. Рыскать по чаще бесполезно – он понял это как-то неожиданно и четко.

Сдернув маску на шею, он еле плелся, ничего не замечая вокруг, размазывая по лицу слезы. Так и забрел на огуречную плантацию. Там был страшный беспорядок. И Славка машинально, как робот, долго возился с огурцами, втыкал в землю. Спрутокрокодил Кеша мешал ему, терся о ногу, щурил выпученный белый глаз, норовил щупальцем с присоской залезть в карман.

Славка вспомнил про пищалку. Пришлось бросить огурцы и идти к биолокатору. Кеша плелся следом, семеня пятью бугристыми конечностями, и жевал на ходу огурец. Тот был зажат в трех щупальцах сразу.

Пищалку Славка запихнул в приемную камеру, набрал код. И стал ждать. Даже уселся на траву, чтобы дать покой уставшим ногам. Спрутокрокодил усиленно натирал спину между лопаток шершавым боком, сладостно урчал. А Славка не мог избавиться от охватившей его апатии.

Он лишь немного удивился, когда из выходной ниши выкатился большой клубящийся ком и с ходу превратился в упыря. Сердце вздрогнуло. Славка чуть было не подпрыгнул. Но вовремя сдержался – упырь был не тот, совсем новенький, без дырок и мигалок, да к тому же еще не умевший добиваться полного сходства с оригиналом – у упыря было три ноги и одна рука. Но он тут же исправил ошибку, превратился в нечто более человекообразное и скромно уселся на траве в метре от Славки. Из щели вылезла карточка. Славка, не глядя, сунул ее в карман. И стал ждать, что же скажет классификатор. Упырь-новичок тоже слушал с большим интересом.

– Дубль-хамелеон обыкновенный, свернутый, код XC 7657, монотонно выдавал скрытый динамик, – приведен в рабочее состояние…

Славка сорвался.

– Ты толком говори – кто такой! – почти выкрикнул он, приподымаясь на коленях.

– Группа сложности 00, высший индекс, – бубнил свое классификатор, – автор-проектант пожелал остаться неизвестным, модель представлена на конкурс под девизом «Доброжелатель», предназначена для охраны гуманоидных членов экипажей на планетах с повышенной агрессивностью среды, Научным Советом не утвержден как средство малоэффективное, энергоемкое, к массовому производству не допущен…

Славка ткнул пальцем в выключатель, всхлипнул – на него опять накатило. Новенький упырь сидел рядом и совсем натурально рыдал заодно со Славкой.

Через полчаса Славка, отогнав обнаглевшего Кешу, вошел в станцию. Сбросил прямо на пол костюм и подбежал к столу. Так и есть – силовик лежал закладкой в книге. Славка вынул его, вяло перелистнул страницы, остановился на одной.

С полуистертой картинки на Славку смотрел бородатый человек в шкурах. Он был в меховой шапке и с меховым зонтиком в руках. И снова накатило – заискрилось миллионами огоньков море, донесло откуда-то соленые брызги… и качалась над головой пальма, и завис в ослепительной вышине настоящий, всамделишный орел… Славка вздохнул.

До конца практики оставалось еще полмесяца. Целых полмесяца до начала школьных занятий.

Пахомыч сошел с тропинки, сбросил с плеч ненавистный мешок и уселся на облюбованный еще издали замшелый пень – половину протопал, теперь и отдохнуть не грех. До дому оставалось километра три: ежели налегке – ничто, а с двадцатикилограммовой ношей за спиной – солидный путь, да и годы…

Пахомыч вздохнул, отер рукавом пот со лба и достал из кармана брюк яркую, скукожившуюся при ходьбе пачку в поблескивающем целлофане (в станционном ларьке, кроме «Мальборо» по рубль пятьдесят, ничего не было). Он попытался еще раз связно произнести надпись на пачке, наткнулся на нелепое сочетание «рлб» в середине слова, запнулся, выматерился и бросил эту безнадежную затею.

Негнущиеся заскорузлые пальцы неумело оборвали фильтр, и он полетел в жухлые кусты по ту сторону тропинки. «Беломорину» бы или, на худой конец, «Дымок» щас, а этой пакостью рази же продерешь глотку! Пахомыч цыкнул зубом, сунул сигарету в рот, прикурил, обломав две спички, с третьей. С первыми затяжками одышка улеглась, полегчало.

Уперевшись локтями в колени, старик опустил голову, уставился в землю. Там, внизу, меж чахлых стебельков и травиночек, огибая пожелтелые иголки палой хвои, полз своей, только одному ему известной дорожкой муравей. Полз, скособочившись, упираясь и мелко суча растопыренными ножками, волоча за собой жирную дохлую личинку. Несмотря на заметное усилие, натугу, полз он быстро и как-то очень по-деловому.

Пахомыч добродушно ухмыльнулся: работяга! Все в дом, не то что иные! Он не мог отвести глаз от насекомого, конечно, не подозревавшего, что за ним следят.

И вместе с сочувствием и уважением к трудяге-мурашу откуда-то из глубины, из потаенных закоулков сознания выплыла зависть. Пробилась махоньким росточком и пошла, поперла и вверх и вширь, заглушая все остальное. Как же это? Тля, букашка безмозглая – и на тебе! Тащит эдакую дуру, да она ж раз в десять боле его!

Пахомыч аж заерзал по пню, жадно затянулся подрагивающей в скрюченных пальцах сигаретой. И не то чтобы ему в диковинку показалось, куда там – Пахомыч из года в год выписывал популярные журналы «Знание-сила» и «Техника – молодежи», заглядывал даже в «Юного натуралиста»; а там было ясно прописано про муравьев и прочих букашек-силачей. Да и сам бы он мог многому поучить, повидал немало, а уж живность всякую, поселившись на лоне природы, знал, может, и не хуже кой в чем специалистов, наблюдал не единожды. Но прихватило, заело: прет себе – и хоть бы хны! А тут вона, с мешком в четверть от себя, может, чуток поболе, как проклятущий, умаялся! Где ж тут справедливость?! А еще говорят: человек, мол, венец природы, то да се! Да какой он, к лешему венец, ежели самая ничтожная тварь здоровше его?!

Пахомыч совсем сник. Вот так вот – тыщу раз видеть… и один раз увидеть, и понять вдруг, что хошь ты и во сто крат умней, а по сравнению даже с мурашом жалким – слабак и немощь хилая. И если бы только это – полбеды! Ведь что делает, упирается, тянет зубами и ни о каких отдыхах на пеньках замшелых не помышляет, а ведь нелегко, и муравейника поблизости не видать, но ведь без передышки будет тащить, жлобина, пока не допрет до дому, а допрет, так тут и обратно побежит – еще чего искать. На душе становилось муторно. Разобрало аж до слез почти, до обиды.

Пахомыч в последний раз втянул в себя непривычно слабый дым заморской сигареты, сотворенной на московской фабрике, надолго задержал его в легких.

Перебарывая накатившую слабость, с присвистом выдохнул почти не разжимая затвердевших губ – и резко ткнул окурком в муравья. Личинка противно зашипела под угольком.

Мешок не стал легче. Пахомыч, покряхтывая, забросил его за спину, оглядел пустыми глазами поляну, дважды провел ладонью по лицу, избавляясь от ненужных мыслей. На минуту представилось, будто и сам он, как тот муравей, ползет по своей, одному ему ведомой дорожке, а сверху кто-то большой и невидимый – ведь не видел же муравей его, на пне сидящего, следит внимательно. Следит, думает, небось, о чем-то, а потом… раз! И трепыхнуться не успеешь! На лбу выступила холодная испарина от внезапной бредовой мысли, захолонуло в груди. Мешок многопудовой гирей потянул к земле. Но нет, не-е-ет, сказки, вымысел, подумалось почему-то невесело, без облегчения. И вслед за этим пришло другое, совсем несуразное. Ведь коли мураш в десять раз тяжелее себя тянет, а ему, Пахомычу, и полтора пуда перебор, так что ж эдакой махины бояться, да она ж своей сигареты не подымет, с собственной рукой не сладит, куда там! Сердце отпустило, и мешок стал будто полегче. Пахомыч даже распрямился, губы размякли в довольной улыбке. «Не-е-е, шалишь, венец я, а как же иначе-то, венец!» Он бодро зашагал по знакомой тропе к дому.

Но, метров с полтораста пройдя, встал – кольнуло в груди. Да не телесной болью кольнуло. И сразу же прошибло потом. «Что же это? Что же это я?!» Он сбросил проклятущий мешок и побрел назад. Но не дошел до замшелого пенька, снова остановился. И стало ему вдруг до того нехорошо, до того тягостно и хлипко, будто сама душа в теле скукожилась наподобие мятой и лишней заморской пачки в кармане.

– Ты гляди у меня, нечисть болотная! Чтоб все по уговору было!

Илья Муромец выразительно поглядел на свой пудовый кулак, застывший перед носом трясущегося и жалкого Соловья-разбойника.

Соловей был невысок, в плохонькой, затертой до блеска одежонке какого-то басурманского покроя. За плечами у него в большущей холщовой суме висело что-то тяжелое, вроде сундука, но поменьше малость. Безбородое лицо с зеленоватым, как и положено нечистой силе, отливом выражало покорность и безнадежную усталость. На тощеньком запястье болталось зачем-то железное кольцо.

«Вериги он, что ли, таскает? – взглянув на кольцо, подумал Илья. – Тьфу! Тоже мне – святой угодник!» К Соловью Муромец уваженья ни малейшего не испытывал. «Рази ж это Разбойник, туды его в корягу? Висит себе на суку и свиристит окромя шуму, от него никакого зловредства». Голой рукой взял полонника: волосьев из бороды натолкал в уши, чтоб не лопнули, – да прям с коня, не выная меча-кладенца из ножен, и сшиб с ветви злодея.

Дума эта не веселила седобородого богатыря. Получилось, что вроде бы сам провинился – этакого хлюпика князю на потеху добыл да в стольный град припер Правда, ради красного словца загнул служивым из дружины: мол, три дня и три ночи кряду единоборствовал с супротивником окаянным, насилу одолел – столько в ем силы колдовской накопилось. Но на душе от этого не становилось легче.

Семь дней добирался из тмутараканской погибели, из болота зловонного, и все чтоб мозгляка этого ко двору князь-Владимира, Солнышка Красного, доставить. Семь ден души хрестьянской живой не видал, а ентот срамник в одночасье седины богатырские осрамить могет! Не доверял Илья Соловью.

– У-у! – гудел он на несчастного. – Не нравишься ты мне, морда разбойничья. И где ж в тебе злоба лютая? И чего ж ты смиренный такой?!

А Соловей стоял, да глазами лупал, да все мешок свой ощупывал. «За добро боится. Будто не знает, что добро это нечистое для души удалой богатырской – тьфу! И ничто более».

– Ты щеки-то посильней раздувай! – Муромец багровел от натуги, показывая на себе что к чему. – Да пальцы в рот вкладай! Вот так. Эх, осина по тебе плачет, чертово семя! Из такой дали, все понапрасну, туды тя в корягу!

Но вот стражники секиры свои развели, и двери в хоромы княжьи распахнулись. Илья подтолкнул ладонью пленного и, разгладив сивую бородищу, шагнул вперед. Склонился в земном поклоне.

– Вот, княже! На потеху тебе Одихмантьича приволок. Не обессудь, уж ежели чего!

Князь сидел во главе стола, заставленного яствами, какие и за три дня не под силу было бы съесть гостям приглашенным. Высокие боярские шапки качнулись, одутловатые лица обернулись к вошедшим. Князь милостиво взмахнул платочком.

– Ну, давай, нечистая! – Илья вполсилы, но от сердца хрястнул по заплечному мешку Соловья.

Там что-то захрипело. Соловей рухнул на колени… И засвистел.

– Зафиксирован второй сигнал от 07071-го. Первый, посланный семь оборотов планеты назад, оказался ошибочным и был вовремя прерван биоразведчиком. Место выбрано, – четко доложил 07072-й командиру многоцелевого трансметагалактического суперлайнера. Тот поглядел на пульсирующий экран входного контроля и протянул правую указательную присоску к кнопке с надписью «Автоматическая посадка»…

Редактор снял очки, отложил их в сторону, потер покрасневшую переносицу. Работы, как и всегда, было невпроворот.

– Пришельцы, – неопределенным тоном проговорил он и дружелюбно улыбнулся, – а в мешке что – передатчик какой-то? Так-так, первый сигнал, значит, был, когда его Илья заметил «на суку семь ден» назад, а второй… ясно.

Редактор скосил глаз и увидал у ног автора раздутый черный портфель.

– А это не рукописи случайно? – В глазах его высветилась нешуточная тревога.

Автор придвинул портфель ногой еще ближе к себе, энергично замотал головой:

– Нет-нет, это так… кой-какие личные, знаете, вещички.

Редактор облегченно, но так, чтобы это было не слишком заметно, вздохнул.

– Много работаете, наверное, давно не отдыхали?

Лицо автора было на самом деле землистым, зеленоватым даже. Такими бывают лица у людей или просиживающих ночи за письменным столом, или у неумеренно предающихся возлияниям. В последнее не очень-то верилось.

Автор смущенно пожал плечами, заерзал на стуле.

– Так, хорошо, ну а почему он у вас свистит? Что – сверхцивилизация инопланетная не знакома с радиосигналами или там, не знаю, еще каким-то более совершенным способом связи? Непонятно.

– Тут дело, видите ли, вот в чем, – засуетился автор, они, цивилизация эта, развивались совершенно по-другому. Этот принцип, видите ли, тут не свист, это что-то наподобие ультразвука, но… они сами его не воспринимают, только приборы. Сейчас я попробую объяснить.

Он быстро вытащил из кармана ручку и на листке бумаги начал рисовать какие-то схемы, стрелочки, писать что-то.

– Ну-у, зачем нам технические детали, – мягко остановил посетителя редактор, – разве в них суть? Тут в другом дело. Задача литературы – психология человека, образы, сюжеты, в конце концов. Даже в таком жанре… Постойте, мне кажется, что нечто подобное описываемому вами уже встречалось… Да и пришельцы не ново. А почему бы – не люди будущего, или, скажем, из параллельного мира, так это называют фантасты?

– Я как-то не очень знаком с этим.

– Ну, вот видите. А если развить тему, глубже взять, убрать этих, с присосками. И дать, к примеру, чисто историческое, былинное толкование?

Автор растерялся, глаза его забегали, но лицо продолжало выражать покорность и безнадежную усталость.

– Ведь пусть небольшая, но основа есть. Еще немного труда, немного фантазии… – продолжал редактор.

Совершенно случайно взгляд его упал на руки посетителя сдвинутый рукав пиджака обнажил худое костистое запястье, на котором болталось внушительное, не по размеру, металлическое кольцо, тусклое и не похожее на браслеты, какие носят порой данники моды. «Вериги он, что ли, таскает?» – в недоумении подумал редактор. И невольно еще раз взглянул на портфель. Тот и вправду был большой, чуть меньше сундука.

Вселенная и безгранична в многообразии проявлений, и измерима в конкретных своих проявлениях… И если человек далекого будущего будет знать, что нигде во Вселенной нет планеты, на которой живут братья по разуму, что наша Земля уникальна, что благодаря счастливейшему для человечества сочетанию целых комплексов случайных событий на Земле возникли простейшие формы жизни, которые в процессе эволюции, как это подметил Чарлз Дарвин, через миллиарды лет прошли путь До человека (Хотелось бы только напомнить, что многие годы Чарлз Дарвин работал над комплексами проблем в эволюции флоры и фауны, которые ставили под сомнение его эволюционное учение. Он назвал все это «ужасной тайной», которую не сумели раскрыть ни он, ни его многочисленные последователи.), то, возможно, наши потомки захотят провести на других планетах эксперименты, позволяющие наблюдать и даже регулировать процессы химической, биологической и интеллектуальной эволюции.

Выбрав те планеты, на которых уже есть предпосылки к химической эволюции, можно будет создать там необходимые дополнительные условия для химической и предбиологической эволюции и наблюдать, как свершится сам факт зарождения жизни, то есть произойдет то же, что произошло на Земле миллиарды лет тому назад, наблюдать эволюцию от простейших форм жизни к более сложным. И наконец, появится гуманоид, который внешним видом, возможно, совсем не будет похож на землянина. Может быть, и землянин через миллионы лет, являясь хозяином многих галактик и «прочих миров», своим обликом и интеллектом будет отличаться от нашего современника, но гуманоид будет похож на человека главным – умением мыслить.

Следовательно, далекие потомки землян смогут, если так можно выразиться, выступить в роли заботливой матери, которая родила малышей и с любовью следит за каждым их шагом, обучает, подсказывает им те или иные варианты решений возникающих проблем. То есть, говоря иными словами, наши далекие потомки, исходя из целого ряда только им известных соображений, смогут ускорить или замедлить на определенных этапах процесс эволюции как самого гуманоида, так и его цивилизации. И вряд ли они захотят (даже если будут бессмертными) ожидать появления гуманоида несколько миллиардов лет. Они могут создать на ряде планет природные условия, подобные земным, но могут их и фантастически разнообразить, например, создать на той или иной планете метановую или гелиевую атмосферу, животный и растительный мир. Могут заселить планеты искусственными существами – биологическими роботами с заложенными в генах программами эволюций, фантастически-кибернетически увязав полиэволюции личностей, социальных групп, классов, народов, эпох с полиэволюциями биосфер, техносфер, ноосфер… Словом, вариантов может быть бесчисленное множество.

Наши далекие потомки, возможно, будут моделировать биологические (биогенные) роботы по своему образу и подобию. И это понятно: ведь каждому было бы крайне интересно наблюдать за деятельностью своих полидвойников, проходящих все ступени длинной лестницы биологической, социальной, интеллектуальной эволюции… Не стоит забывать при этом, что каждый из нас, современников-сопространственников, является обладателем уникального сочетания генов…

Но давайте спустимся на Землю… и воспользуемся методом рассуждения по аналогии, сыгравшим значительную роль на всех этапах развития естественных наук и позволяющим детально анализировать ситуации, имевшие место в истории…

Казалось бы, в чем могут быть схожи поэт-писатель-историк Александр Сергеевич Пушкин и римский историк-писатель Корнелий Тацит?

Оба мастера видят, показывают неизбежное – трагическое для отдельных лиц, целых народов и эпох – столкновение общего, политического, государственного начала с личным, нравственным.

В неоконченной повести «Цезарь путешествовал» Пушкин не только следует знаменитому Тацитову рассказу, относящемуся ко времени Нерона, но и невольно или сознательно воспроизводит ритм, стиль, обороты речи римского историка. Оба мастера как бы «мирятся», сближаются.

Обращает на себя внимание и внешнее сходство А. С. Пушкина с предполагаемым скульптурным портретом К. Тацита, находящемся в Национальной Библиотеке в Париже.

Давайте попытаемся поискать и других, если так можно выразиться, «двойников».

Юлий Цезарь в 46 г. до н. э. проводит реформу солнечного календаря, в результате которой с 1 января 45 г. до н. э. вводится юлианский календарь и день 1 января становится началом нового года. Петр I указом от 15 декабря 1699 г. проводит реформу солнечного календаря, с 1 января 1700 г. вводится юлианский календарь.

В своей армии Юлий Цезарь создал штаб. Началом создания Генерального штаба русской армии послужило учреждение Петром I в 1711 г. квартирмейстерской части, которая в 1763 г. была переименована в Генеральный штаб. Петром I впервые введена в русской армии категория «штаб-офицеры» и закреплена Та-белью о рангах 1722 г.

Юлий Цезарь совершил 8 галльских походов, в результате которых были значительно раздвинуты северо-западные границы Римской республики. В ходе Северной войны Петр I значительно раздвинул северо-западные границы Российского государства.

Юлий Цезарь в своей армии ввел должность начальника инженеров, который руководил специальными военно-инженерными работами, выполняемыми содержащимися при каждом легионе ремесленниками. Петр! открыл инженерные школы в Москве в 1712 г. и в Петербурге в 1719 г., а временем создания инженерных войск в русской армии считается февраль 1712 г., когда Петр I утвердил штаты минерной роты и команды понтонеров и создал «полк военных инженеров».

Юлий Цезарь в «Записках о галльской войне» и «Записках о гражданской войне» изложил взгляды на ведение войны и боя. Проходит «семнадцативековая дистанция», и Петр I излагает взгляды на ведение войны и боя в сочинениях «Правила сражения», «Учреждение к бою» и др. В Уставе воинском 1716 г. и Морском уставе 1720 г. Петр I законодательно закрепляет основные вопросы обучения войск и способы организации и ведения боевых действий.

Со времен Юлия Цезаря в военно-морском флоте Древнего Рима получили распространение либурны – небольшие корабли с однорядным расположением весел, малой осадкой и большой маневренностью. С петровских времен широко используются галеры.

Юлий Цезарь в «Записках о гражданской войне» отмечает, что его флотоводец Кассий, «нагрузив грузовые корабли смолой, дегтем, паклей и другими горючими материалами, пустил их при сильном и благоприятном ветре на флот Помпония и сжег все его тридцать пять кораблей…». Со времен Петра I используются брандеры…

Большое внимание дорожному и мостовому строительству в военных целях уделял Юлий Цезарь. Он оставил потомкам документальные материалы – описания, инструкции, чертежи и т. д., – на основании которых строились фортификационные сооружения, например, деревянный свайный мост через реку Рейн длиной около 400 метров, который был построен, если верить дошедшим до нас документам, в рекордно короткие сроки – за 10 дней. Петр I – создатель дорожных войск в русской армии – тоже уделял большое внимание дорожному и мостовому строительству в военных целях. По его замыслу для быстрейшей переброски грузов и войск летом 1702 г. была проложена «Государева дорога», использовавшаяся в XVIII–XIX вв. и утратившая свое значение в связи со строительством железной дороги Архангельск – Вологда – Москва (1898 г.) и Мурманской железной дороги и порта (1915–1917 гг.). Вспомним, что в Уставе воинском 1716 г. в русской армии предусмотрены специальные воинские команды для выполнения дорожных работ. Примечательно также, что по чертежам, моделям, описаниям, выполненным Петром I, строились корабли, дворцы, крепости и другие фортификационные сооружения.

И Юлий Цезарь, и Петр I вели войну с учетом многообразия политической, экономической и военной обстановки, проявляя дальновидность и предусмотрительность в решении стратегических задач.

Для военного искусства Юлия Цезаря и Петра I характерны тщательная разведка противника и местности, применение разнообразных способов борьбы, решительность и целеустремленность в действиях, умелое использование выгодных условий местности, природных условий, быстрое возведение укреплений. Победа в сражении завершалась, как правило, неотступным преследованием противника и его полным разгромом.

Морская стратегия Петра I отличалась решительностью и целеустремленностью, умением взаимодействовать с армией при овладении морским побережьем и расположенными на нем военно-морскими базами, стремлением переносить военные действия на территорию противника путем высадки морских десантов. Аналогично действовал Юлий Цезарь. Он тоже привлекал значительные силы военно-морского римского флота, умело координируя его действия с армией при овладении морским побережьем и расположенными на нем городами и крепостями. И для Юлия Цезаря было характерно переносить военные действия на территорию противника путем высадки морских десантов, как, например, в галльских походах.

Юлий Цезарь – первый из римских полководцев, который стал носить звание «император» не временно (императорами в Римской республике называли во время войны полководцев), а постоянно. Сенат присвоил Петру I звание «император».

Юлий Цезарь и Петр I могли выполнять несколько дел одновременно: писать, отдавать распоряжения, разговаривать с собеседником…

Историки-биографы, когда нужно провести историческую параллель, Петра I сопоставляют с Юлием Цезарем (Примечательно, что сам Петр I, в том числе и сознательно, подражал Юлию Цезарю, считая последнего своим кумиром.). Хотелось бы напомнить: Петр I и Юлий Цезарь – непревзойденные для своих эпох государственные и политические деятели, талантливые полководцы и флотоводцы, администраторы, реформаторы, дипломаты, ораторы. Трудно выделить в рассматриваемых эпохах еще две такие личности, которые столь благотворно, сообразуясь с духом и требованиями времени, комплексировали в одном лице много достойных подражания качеств и черт характера.

В 1672 г. при дворе царя Алексея Михайловича был создан первый придворный театр. В 70–80 гг. XVII в. при Славяно-греко-латинской академии в Москве появился русский школьный театр. В 1702 г. по указанию Петра I в Москве открылся государственный театр, и на Красной площади у Никольских ворот начали строить здание публичного театра (на несколько сотен человек) – «Комедиальную храмину». В декабре 1703 г. здесь стали показывать спектакли. Играли сразу две труппы: приглашенная из Данцига и русская, набранная из московских подьячих и разных служащих. Этот театр просуществовал четыре года. Позже на Красной площади был возведен большой «Комедийный дом», сгоревший в 1737 г. Первый театр был сооружен в Риме в 55–52 гг. до. н. э. В конце I в. до н. э. в Риме были построены еще два театра.

Первую театральную школу в Риме основал Квинт Росций в I в. до н. э. В России первая театральная школа была основана в Москве в 1673 г. Школа для обучения актеров существовала при «Комедиальной храмине» и «Комедийном доме».

Во второй половине XVII в. царем Алексеем Михайловичем барабан был введен в стрелецкие, солдатские и драгунские полки, а при Петре I – в артиллерию и на флот. «Семнадцативековой дистанцией» ранее барабан введен в войсках и на флоте Римской республики; чуть позже возникли военно-духовые оркестры, включавшие букцины (изогнутые рога), тубы (прямые трубы), литуусы (духовые инструменты с цилиндрическим прямым стволом и изогнутым раструбом) и другие металлические инструменты. В конце XVII – начале XVIII вв. военно-духовые оркестры появились в полках русской армии.

Юлий Цезарь в сражении при Фарсале положил начало созданию резерва. Петр I ввел более глубокое построение войск, создавал резерв, что способствовало победам русских войск в сражении под Лесной и в Полтавской битве.

Ордена и медали России впервые были учреждены Петром I. «Семнадцативековой дистанцией» ранее римских воинов начали награждать фалераями – металлическими украшениями, служившими нагрудными знаками для отличившихся воинов. Фалераями также награждали когорты, легионы и т. п.

«Ведомости» – первая русская печатная газета. Издавалась по указу Петра I от 16 декабря 1702 г. Название газеты варьировалось: «Ведомости», «Ведомости московские», «Ведомости

О военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах» и др. Тираж и периодичность издания также не были постоянными: ежегодно выходило в свет от 1 до 70 номеров тиражом от нескольких десятков до 4 тысяч экземпляров. В «Ведомостях» публиковались сообщения о победах армии и флота (реляции), сведения об успехах промышленности, торговли и просвещения, иностранная информация, объявления. Автором многих реляций был Петр I. С 1728 г. выходили под названием «Санкт-Петербургские ведомости» (2 раза в неделю, а с 1800 г. – ежедневно), с № 187 за 1914 г. – назывались «Петроградские ведомости». Издание прекращено в 1917 г. «Ведомостям» предшествовали рукописные «Куранты», составлявшиеся во второй половине XVII в. для царя и его приближенных… С середины

1 в. до н. э. при Юлии Цезаре в Риме начали «издаваться» еженедельные ведомости (acta diurna), включавшие и городские объявления. Ведомости размножались и широко распространялись…

Баба – рабочая деталь машины ударного действия, совершающая полезную работу за счет энергии удара при направленном падении, – широко использовалась римлянами со времен Юлия Цезаря и русскими – с петровских времен.

В начале Северной войны в Москву было доставлено около 200 верблюдов. Созданная «верблюжья кавалерия» была применена под Новгородом при контратаке шведской конницы. По свидетельству очевидцев, лошади шведов, никогда до этого не видевшие верблюдов, пришли в неповиновение всадникам. В результате – атака шведов захлебнулась… В 46 г. до н. э. Юлий Цезарь доставил в Рим около 20 верблюдов. Римляне тоже имели «верблюжью кавалерию». Так, например, в египетских Фивах они держали три алы всадников на верблюдах.

Первый временный госпиталь появился в Российском государстве в 1656 г. По указу Петра I создаются постоянные госпитали, в том числе военно-морские. Первый постоянный госпиталь был открыт в 1707 г., при котором открылась и первая медицинская школа (в 1707 г.), а первый военно-морской госпиталь – в 1715 г. А прототипом госпиталей явились валетудинарии, начавшие создаваться в Древнем Риме в I в. до н. э.; специалистов-медиков готовили медицинские училища. В Римской империи впервые возникли санитарная и военно-медицинская организации, а также специальная служба городских врачей, имелось санитарное законодательство. В регулярных войсках были военные и военно-морские врачи, были штатные медицинские учреждения, обслуживающие 5–6 легионов, команды из 8-10 невооруженных депутатов (писцов) выносили раненых с поля боя, затем раненые эвакуировались в города… С XVIII в. медицине нашла широкое применение лигатура, которую предложил Авл Корнелий Цельс еще в I в.

«Наш государь изволил быть намерен меня определить к землемерию всего государства и сочинению обстоятельной Российской географии с ландкартами, о котором повелел мне в 1719 году представление сочинить», – так писал о задании Петра I русский историк и государственный деятель В. Н. Татищев. Результатом этой работы стал «Проект межевания России», первый отечественный труд по землеустройству… «Семнадцативековой дистанцией» ранее появляются первые труды римских агрименсоров (землемеров) или громатиков (грома – земельный инструмент)…

Приведенные примеры наглядно иллюстрируют, что «семнадцативековая дистанция не отменила известной… немалой общности» между комплексами многих событий, имевших место в жизни Петра I и Юлия Цезаря, в истории нашей Родины и Древнего Рима. Отметим также, что эти «аналогичные» события отстоят друг от друга на 17–18 столетий и – продолжим поиски «двойников»: «отдельных лиц, целых народов и эпох»…

«Семнадцативековая дистанция» укладывается между этапами развития басенного жанра в Римской и Российской империях. И если басни И. А. Крылова с их реалистической живостью, здравомысленным юмором и превосходным языком знаменовали расцвет этого жанра в России, то в Риме особой популярностью пользовались басни римского баснописца Федра, из 5 книг «Эзоповских басен» которого сохранилось в ямбических стихах 134 басни. Примечательно, что персонажами басен И. А. Крылова и Федра были в том числе и многие животные…

Смотритель Александрийской библиотеки Эратосфен писал: «Земля образует шар, соединяя свои оконечности. Так, если бы обширность Атлантического моря не препятствовала нам, то можно было бы переплыть из Иберии в Индию по одному и тому же параллельному кругу». Что нового в идее Колумба?..

Эратосфен ввел понятия: география, широта, долгота. Проходит «семнадцативековая дистанция». Параллели и меридианы становятся неотъемлемой частью карт. В 1492 г. (в год открытия Америки) появился первый глобус…

«Двойником» английской королевы Елизаветы I Тюдор можно считать иллирийскую царицу Тевту, Фрэнсиса Дрейка («пирата королевы Елизаветы») – Скердиледа («пирата царицы Тевты»). И если английские «джентельмены удачи» на Ямайке создали «пиратское государство», то «семнадцативековой дистанцией» ранее подобное «государство» было создано на Крите.

…В XVI в. территория Русского государства увеличилась примерно в 6 раз. Примерно в 6 раз увеличилась и территория Римской республики «семнадцативековой дистанцией» ранее.

В 27 г. до н. э. провозглашена Римская империя. Российская империя провозглашена в 1721 г.

20-е гг. I в. до н. э. – II в. н. э. – период расцвета Римской империи. Во второй четверти XVIII в. начался расцвет Российской империи…

С интервалом в «семнадцативековую дистанцию» обе империи достигли своего наибольшего территориального расширения…

В 1830–1834 гг. в Петербурге воздвигли Александровскую колонну, при проектировании которой «прототипом» была избрана колонна Траяна, сооруженная в Риме в 111–114 гг.

В «столицах Российской империи» распространились триумфальные арки, прямо воспроизводящие арки Тита или Септимия Севера. Парковые ограды украшались эмблемами из римских мечей и шлемов, а мебельные гарнитуры – аппликацией с античными сюжетами, перекликавшимися с другими античными мотивами в оформлении помещений. Нормы типовой застройки предлагали широкое использование ордера и арки. «Все римляне, народ задорный» – характеризовал Н. П. Огарев облик столичных генералов и офицеров. Излюбленными маскарадными костюмами у многих были костюмы римских воинов…

В Петербурге в 1818 г. Царицын луг был переименован в Марсово поле (по аналогии с Марсовом полем в Риме), так как на нем проводились военные парады и учения и были сооружены памятники П. А. Румянцеву и А. В. Суворову (М. И. Козловский создал бронзовую скульптуру А. В. Суворова в образе бога войны Марса.).

В 1818–1858 гг. в Петербурге на левом берегу Невы был построен Исаакиевский собор, называемый современниками «Пантеоном художников»… Десятилетия строился в Риме Пантеон (находится на левом берегу Тибра) – грандиозное купольное сооружения античного мира, – строительство которого было завершено в 125 г. Примечательно, что Исаакиевский собор был сооружен на месте первого Исаакиевского собора, строительство которого велось в 1768–1802 гг. Пантеон тоже сооружался на месте одноименного храма, построенного Агриппой Постума… Вышеупомянутые колонны, Марсовы поля, дворцы императоров, главные триумфальные арки, казармы гвардии, верфи, главные площади и другие «аналогичные» сооружения тоже находились (находятся) на левых берегах Невы и Тибра…

В 1847 г. в Петербурге появились маршрутные общественные кареты, в пригороды начали ходить дилижансы. «Семнадцативековой дистанцией» ранее дилижансы нашли распространение и в Римской империи-Сотрудники Государственного Исторического музея утверждают, что прообразом современного такси можно считать колесницы Древнего Рима. На них были установлены своеобразные таксометры: от оси колеса шел привод к «счетчику», который представлял собой бронзовый таз. После того, как колесо проворачивалось сто раз, в таз падал камешек. В конце пути пассажир подсчитывал количество камней и расплачивался…

Автомобиль – удобное средство передвижения. Первым в России самодвижущийся экипаж был аккумуляторным (И. Районов, 1899 г.)… В 190 г. при императорском дворе римские механики построили несколько самоходных колесниц, которые приводились в движение укрытыми в них рабами.

Тысячи автомобильных и железных дорог пересекают территорию СССР. В Римской империи тоже была создана сеть дорог, протяженностью около 75 тыс. километров (В Западной Европе римляне построили 372 большие дороги, 29 из которых начиналось у Рима.). Римские дороги тоже были снабжены указателями расстояний и пересечений путей. Римские дороги строились из гравия, булыжного и тесанного камня, уложенных в известковом растворе. Толщина дорожной одежды, состоящей из нескольких слоев, достигала 1 метра. Переизобретение дорожной одежды в начале XIX в. вызвало бурный рост дорожного строительства в Российской империи… В Римской империи дороги старательно ремонтировали, чистили, украшали обочины скульптурами и барельефами. Специальные служащие присматривали, чтобы никто не повредил мостовую, а виновных – штрафовали…

Нам хорошо известно о событиях, происходивших в истории нашей Родины в 1917–1922 гг. В 187 г. в Галии началось движение рабов и колонов, возглавлявшееся солдатом Матерном и проходившее под лозунгом защиты всех угнетенных. Была организована армия из беглых рабов и солдат, действовавших в Галии и Испании. В 187–192 гг. проходила ожесточенная борьба за императорскую власть в Риме между многочисленными претендентами, выдвигавшимися как преторианцами, так и провинциальными войсками. И каждый из претендентов мнил себя будущим императором-триумфатором в столице империи…

В Древнем Риме находим «двойников» и аномальных явлений. Так, например, по свидетельству Плутарха, в 73 г. до н. э. войска римского полководца Лукуллы и боспорского царя Митридата, сошедшиеся для битвы недалеко от Дарданелл, готовились вступить в сражение, «как вдруг, совершенно внезапно, небо разверзлось и показалось большое огненное тело, которое неслось вниз, в промежуток между обеими ратями; по виду своему оно более всего походило на бочку, а по своему цвету на расплавленное серебро. Противники, устрашенные знамением, разошлись без боя».

Юлий Обсэквенс описал 63 странных небесных феномена, Ливий – 30, Плиний Старший – 26, Дио Кассий – 14, Цицерон – 9. Вот характерная для подобных случаев выдержка из трактата Цицерона «О предсказаниях»: «Но я возвращаюсь к предсказаниям римлян. Сколь часто наш сенат консультировался с книгами Сивиллы! Например, когда были в небе замечены языки огня; или в том случае, когда ночью появилось солнце, когда с неба слышался шум, и когда сами небеса казались развершимися и странные шары появились в них».

В 1552 г. Ликосфенес собрал сведения о 59 древнеримских «знамениях». Вот некоторые из небесных феноменов в хронологическом порядке:

222 г. до н. э. – «Когда Гней Домиций и Гай Фанний были консулами, в небе появились сразу три Луны» (Плиний Старший, Естественная история, книга 2, глава 23).

218 г. до н. э. – «В области Амитерно много раз появлялись неизвестные люди в белых одеяниях. В Праэнесте – пылающие лампы с небес. В Апри – щит в небе. Луна боролась с солнцем, и среди ночи появились две луны. В небе были видны призрачные корабли» (Ливий, книга 21, глава 61 и книга 22, глава I).

214 г. до н. э. – «В Адрии в небе появился алтарь и нечто, напоминающее фигуру человека около него» (Ливий, книга 21, глава 62).

213 г. до н. э. – «В Ариминиуме и в других частях Италии ночью вспыхивал свет, подобный дневному, а также были видны сразу три Луны» (Дио Кассий, Римская история, том 2, глава 46).

175 г. до н. э. – «Три солнца стояли одновременно. Ночью несколько звезд пересекли небо над Ланувиумом» (Обсэквенс, глава 42).

91 г. до н. э. – «Около Сполетиума с неба скатился огненный шар золотого цвета, все время увеличивающийся в размерах. Затем он, набирая высоту, двинулся к востоку, по величине шар был больше солнца» (Обсэквенс, глава 145).

66 г. до н. э. – «В консульство Гнея Октавия и Гая Светония была замечена падающая со звезды искра. При падении она возрастала в размерах и достигнув величины Луны, рассеилась во что-то вроде облака, а затем, превратившись в факел, вернулась на небо» (Плиний Старший, Естественная история, книга 2, глава 35).

…Из глубокой древности пришли к нам гороскопы, которые составляются для «отдельных лиц», коллективов, городов, «целых народов» и даже целых государств – так называемые мунданические фигуры.

Мы заглянули в далекое прошлое не случайно. «Для того, чтобы протянуть очень длинную мысленную нить в будущее, нужно иметь ей достаточно длинный же противовес в прошлом – линию, столь же протяженную в прошлых столетиях». Так написал историк культуры академик Д. С. Лихачев, подчеркнув неразрывную связь вчерашнего и завтрашнего дня. «Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем», – так говорил один из лучших умов России В. Г. Белинский.

Почему между появлением «двойников» укладывается «семнадцативековая дистанция»?..

На этот вопрос, а также на некоторые другие вопросы, постараемся ответить в следующих номерах журнала.

Этой подборкой изороботов «инопланетных пришельцев» мы заканчиваем публикацию «Классификатора» вселенских монстров.

Как давно уже понял наш читатель, никаких инопланетян на Земле никогда не было. Если бы ОНИ хоть раз посетили нас, мы бы имели весьма веские тому доказательства. Те же, кого называют «инопланетянами» и «пришельцами» – есть бесы, порождение преисподней. А сама преисподняя – мрак и темень больной души. Властелин ее – дьявол – то есть, безумие, болезнь, вырождение.

Познавший эту истину познает мир.

Восьмизуб пустоголовый

Пришелец из ада. Является лицам с больной психикой, как и все прочие бесоноиды.

Idiotus Ordinaris слепорылый

Типичный представитель «контактера», свихнувшегося на поисках «инопланетян». Сотни тысяч подобных idiotus-ов составляют слепую паству шарлатанов – дьяволоидов.

UFO-лог клешнерукий сатаноидный

Земной бес в псевдолюдском облике, ловец душ человеческих и их губитель.

Худ. Евг. Несмиян