Не верба, не вербена – белой боли цвет,

Невемой, невесомой, – темный солнца свет,

Играет, растворяясь, расцветая – цвет.

И сверху освещает лунный – Лилли – свет.

    Упа́нет

    На дно.

    Устанет:

    – Давно.

    И станет

Весенним, весеннехмелея, нетленно, неленно – вино!

Средь шумного бала…

Среди сред салонных – пятница голубая.

(Пятница, пятница, пятница-голубятница!..)

Среди среднего света наступи, улыбаясь,

Освети, иссвети, дорогая приятельница.

  Голубая, баю спой.

  Яркой, теплою каймой

  Небо черное обшей.

  Хороша, все хорошей!

    И меня

    От земли заслона

    Успокой.

    Я такой

    Как и ты.

И рассыпь, распусти, разбросай неба теплые цветы.

  Чужевражее имя

  Твое не помеха.

Сердце, очи, – мы тебя примем

Жемчужина редкого меха.

  Чистые твои глаза –

  Дорогие образа.

Смотришь – тайну вопрошаешь,

Тайно к смерти поспешаешь.

  Ну, иди.

  Лебеди, лебеди, лебеди,

Легко льнут твои слова.

Слава, милая молва.

  Да, –

  Пришла

  Ты.

  Цветы

  На шлак

Льются, как Нарцисова вода.

    Яркая семья,

– Или жена яркая – тихо теплом греет.

    А я – (семь я) –

Как птица поверх гор горько реет.

И там ты, там-тама тонами,

Присутствуешь прекраснопросто с нами.

    И там – ты

    Облак Веданты.

И хорошо, хаос, очищаясь, окунаться в купель.

Какую? Голубую дорогую – детскую колыбель.

Быть может умру,

Наверно воскресну –

И алогорячую амбру

Поем в светозарности крестной.

И там – редкий рай,

Река горячоголубая.

Здесь пускай золотая игра –

В тяжелое марево мая.

Местечко мое, –

Матерь – целое место.

Здесь мы тайно вдвоем

С тобою, немая невеста.

А другая – гори,

Возродись и умри.

Золотая заря – до зари.

И вечерняя радость – парит!

   Канда́лы, ликуйте,

   Восьмерка, светись.

  Алейте, моего палисадника прутья,

Рябите, рябина и розы, подснежник, жасмины – свет ввысь!

   Рай, Рай!..

  А ты, тиходЕва моя, умирай.

  Вернись и воскресни, спустись нечудесно,

   И, здесь наяву,

  Тебя я так ярко сорву!

  Лик

  Куклы

  Велик.

Голубые божественно букли,

Седина светлосонных бровей,

Не коронный, не тронный клобук ли,

Ей, Монахине Марта, Сольвейг?

Елена – Сольвейг, а Берта – Альдонса?

Не могу говорить, я слепну от солнца,

Смеюсь и киплю тиховейной травой,

Молодою и старой немоей муравой.

Влюблен?

Чепуха. Я чертог, а она лед и лен.

  Странные страницы

  Странницы моей.

Эти песни как пена Радоницы,

Синяя птица – сестра ей.

  И ей. И той.

О сердце, свет твой – простой:

Люби и лелей. Люби и молись.

Не целуй, не цени – купиной ледяной опались.

Господи – горячо проснуться, поглядеть на рай,

Арарат Твой алый: гори не сгорай.

Закончить золотом и чернью

И киноварью обвести.

А карандаш, мой стиль вечерний,

Иначе – ино – шелестит.

Я инок истинный отныне –

Простее путь, но вздрогнуть раз

И рай, столь радостный в пустыне,

Еще хоть раз узнать с утра.

Писал я ново, неожданно,

И любовался и светлел.

И светлый нож – от Иоанны –

В руке сверкал, сиял, алел.

Им жертву – белый цвет невемый,

Безкровно скромно освещу.

И вновь услышу: – две мы, две мы:

Сливай в священную свечу.