Дети часто спотыкаются; они же превосходно танцуют. Антиох.

Ум заставляет отдельные чувства уступать друг другу и тем он добивается решения всех вопросов по большинству голосов; но когда от этого подымает тошнить, – выходит произвол уха (в поэзии), глаза (в живописи) и начинается искусство, где все возможные противоречия имеют почетное место:

Кто может сомневаться, что нелепость, чепуха, голое чудо, последствия творчества!

Но не так легко обмануть самого себя и ускорить случай ошибки: только механические, (а не идеологические) способы во власти художника и тут мастерство, т. е. уменье ошибаться, для поэта означает – думать ухом, а не головой. Не правда ли!

Антиномии звука и мысли в поэзии не существует: слово означает то, что оно звучит.

Фауст пытался в Евангелии заменить «слово» – «разумом»; здесь, кроме нахальства, обычное невежество людей, которые на язык смотрят как на лопату.

Впрочем, практический язык действительно самая небрезгливая лохань, но законы его обратный законам поэзии. Вот они раз и навсегда:

1) Похожезвучащие слова могут иметь непохожий смысл.

2) Разнозвучащие – один смысл.

3) Любое слово может иметь какой угодно смысл.

4) Любое слово не иметь никакого смысла.

Примеры: 1) Бисмарк (собачья кличка). 2) Полдень и 12 час. дня. 3) Осел или мама (по-грузински значит – папа). 4) Любое слово, которого не знает говорящий или слушающий.

Примеры: город – гордый, горшок-гершуни, запах-папаха, творчество-творог У Пушкина Татьяна в начале говорит о своей влюбленности так:

а в конце романа, говоря о том же, она повторяет ту же звучащую суть влюбленной:

(Мой приятель уверял, что, когда он влюблен, его поташнивает).

Если вслушаться в слова: гений, снег, нега, странность, постоянство, приволье, лень, вдохновение… слова, которыми восклицаются, желая характеризовать «настроение» «Евгенина», станет несомненно, что они вызваны звуковым гипнозом: Евгений Онегин, Татьяна, Ольга, Ленский!

На этом же построены русские загадки;

Предчувствуя значение звука в поэзии, многие любители потрудились над составлением словаря рифм Пушкина, Тютчева и друг Они не знали, что может быть открыт словарь не только рифмующихся, но и всех вообще слов, которые встречаются у поэта:

(Евг. Онег гл. I стр. XIX)

А дальше поэт, слуховое воображение которого поражено словом «львы», рыкает и ворчит: «узрюли русской Терпсихоры.», «устремив разочарованный лорнет.», «безмолвно буду я зевать.»

А в то время, как представляется этот «светский лев», вся XX стр. изображает зверинец, где балерина Истомина, после слов «партер… кипит», – неизбежно превращена в пантеру;

Мало того: отдельные буквы, – не только слова, – говорят о поэте более откровенно, чем всякая биография. Буква «Б» у Пушкина:

Первая глава переполнена словом «блистать»: обожатель, богини, балет, бока лов, бобровый, боливар, хлебник, в бумажном колпаке, – весь «бум» бального Петербурга,

Я не буду настаивать на том, что «узрюли» означает – «ноздри льва» – может быть это «глазища»…, но произносительный пафос этого слова, одинаковый почти у всех чтецов, доказывает основную правильность догадки: торжественный зверь смотрит, раздувая ноздри.

Поэтический словарь (внешний вид которого может быть то же, что у практического словаря, изданного академией наук) есть работа творческая, т. е. малоубедительная для глухих…

Это не ключ к пониманию поэзии: это отмычка, потому что всякая красота есть красота со взломом… В этой же книге, говоря о «17-ти ерундовых орудиях», я дам краткое описание набора творческих закорюк.

Зная закон поэтического языка, никто не усомнится, что всякий поэт есть поэт «заумный».

Пользуясь обычными словами, Пушкин превращает «ветошь» в «тошноту», «пар тер» в «пантеру», создает «заумные» слова вроде «узрюли», «мокужон» (Евг Онег. гл. I стр. XII, стрч. 1: «как рано мог уж он тревожить…») …И если бы этого не делал, то не только для футуристов, но и вообще не существовал!..

Стихи Крученых, Ильи Зданевича и мои производят странное впечатление: они до крайности непонятны!

Это ничего: обойдется!

Заумь переходит в зауряд и зауряд в заумь, все меняется на свете, а то, что мы ежеминутно теперь повторяем в простом разговоре, построено хуже самой тухлой маяковины: «не могу оторвать глаз», «потрясать душу», «сойти с ума» или «пьян как зюзя», «тарабарщина», «трын трава»… Кто знает, что такое – «зюзя».

Все это в свое время было сделано каким-нибудь Каменским и вошло в обиход так прочно потому, что дурные примеры заразительны.

Круг влияния заумной поэзии растет медленно и тем лучше для всех!

1. Упражнение голоса.

2. Материал для языкопытов.

3. Возможность случайного, механического, ошибочного (т. е. творческого) обретения новых слов.

4. Отдых утомленного мудреца, заумная поэзия чувственна, как все бессловесные.

5. Способ отмежеваться от прошляков.

6. Сгущенный вывод всей новейшей теотики стиха.

7. Удобрение языка (заумь – гниение звука – лучшее условие для произрастания мысли).

Новая школа для художника – только неиспытанный наркоз. Но не следует бояться такого слова: самое «естественное» дело – удобрение земли, унаваживание – тот же наркоз (кстати, и слова похожие.)

Культурное возделывание поэзии требует перегноя теории.

Каждый художник принужден учиться до полного невежества: открытия бывают там, где начинается дуракаваляние! Ритм! Ритм! Ритм!

Обрубленные носилки, старая карета, колесница – арба или еще гекзаметрическая кабыла Пегас, доскакавшаяся до ямба… совсем не похожи на трамвай!

Средства передвижения много влияют на ритмическую природу стиха.

И не только в быстроте дело: абсолютной быстроты еще не найдено. Дело в остановках ежеминутных (трам.), замедлениях порывных (аэроплан)… дело в размеренности по секундам!

Только в прозе было возможно такое головокружительное разнообразие ритма, которое дает хотяба. . . . . . . . Илья Зданевич!

Равное или симметричное распределение слогов по строчкам – психология пешехода.

Пушкинский ямб вприпрыжку, конечно, лучше еле волочащего ноги «свободного» стиха наших цимбалистов, но знаменитые «ускорения» и «замедления» ямба (Андрей Белый) теперь такое же мальчишество, как раньше был еще более знаменитый «рубленый» ямб.

Размышления С. Боброва, почерпнутые из превосходной книжки Божидара, вносят паразитный дух в новую поэзию, которая совсем не ищет «метрического свидетельства»… Все эти «трехдольные паузники», сосущие мраморную муху Брюсова, к делу не относятся.

Чем проза отличается от стихов!

Созвучия? «Я вышла замуж, вы должны»?

Уже 6 лет поэзия уходит от классического жужжания к разнообразному построению букв по контрасту звука.

Все Маяковские, например, тоскуют по словам: «борщ» и «сволочь»! Вот вам созвучия!

Безгармонно?

Тропы? Т. е. попросту называние вещей не своими именами? Старо, как «кошечка»! Уитмен делал стихи из одного перечисления предметов и это была поэзия без единого эпитета, без метафор, без желания символизироваться перед зеркальным шкафом!

Довольно! Пошел к чорту!

Примите за единицу счета не слог, а целое слово, т. е. ряд букв, написанных слитно, и тогда все недоразумения пропадают…

(Это же стихотворение можно прочесть иначе).

На каждую строчку приходится по 4 секундных удара и на каждое слово (это не всегда) по одному. В первой строчке нет пауз; во второй на паузу приходится один удар вначале и два в конце; в третьей строке – 0–1, в четвертой – 0–3, потому что пауза в конце предыдущей строки естественно заслушивается как пауза перед началом следующей и тем убыстряет ее движение.

Так слова соединяются в строчки, которые в стихе – на положении музыкального такта.

Строчки могут и не быть уравнены по числу ударов (у Маяковского они почти вез де одинаковы): тогда соотношение цыфр делается более сложным, но все же закон секундного уравнения остается в силе.

Разбор более сложных примеров потом!

Разработанная теория музыкального счета приложима к стихам во многих по дробностях.

Все сказанное здесь об ошибке, мастерстве, звуке, ритме и проч. ляжет в основу будущей школы поэзии, уже пришедшей под 41° (Тифлис) на смену футуризма.

Название этой школы ТАБАК (т. е. – Табу, цветная легенда, популярный наркоз, предмет первой необходимости и яд. Сравни: «твое дело табак» и «не по носу табак»).

Футуризм подготовил возможность импровизации: он требовал очень многого от читателя и ничего от писателя: ограничения возрастом («дети пишут лучше»), умом («безумец – учитель»), образованием («дикарство – благодать») – все опровергнуто футуристами! Но они еще не опровергли самих себя: так и стоят за-я-канные и за-все-канные –

    Я гений Игорь Северянин,

    Я Маяковский Владимир,

    Я поставщик слюны аппетит. (Крученых)

    Я президент флюидов. (Терентьев)