ПРИДЯ домой, я разжег примус и улегся на диване. Усталый после службы и томимый жаждой после ресторанного обеда, я слегка дремал в ожидании чая. Вдруг раздался резкий стук в дверь. Прежде чем я успел сказать «войдите», ко мне влетел сильно взволнованный Рихард. Он торжественно потрясал «Красной Газетой» и совал ее мне в нос. Озадаченный таким внезапным натиском, я некоторое время ничего не мог понять из его отрывочных восклицаний.

– Успокойся, Рихард, – сказал я с легкой тревогой, – и говори толком. Когда ты волнуешься, твой немецкий акцент портит все дело. Я слушаю.

Рихард вместо ответа бросил мне газету и буркнул только:

– Читай!

Взяв газету, я взглянул на подчеркнутое красным карандашом место. Там жирным шрифтом было напечатано:

Я быстро пробежал статью, где говорилось, что наш молодой ученый, работая у знаменитого профессора Резефорда в Кембридже, сконструировал «прерывательное устройство, открывающее доступ току в обмотку электромагнита на сотую долю секунды». «Ввиду этого, – говорилось дальше, – стотысячноамперные токи не только не сожгут и не испепелят обмотку и сердечник электромагнита, но не окажут на них никакого теплового влияния».

– Ничего не понимаю, – сказал я. – Все это интересно, но почему ты так взволнован?

– Читай дальше, – потребовал с нетерпеливой настойчивостью Рихард. – Вот тут.

Он пропустил несколько строк, ткнул пальцем в текст, но потом схватил газету и сам громко прочел:

– «Пользуясь колоссальным трансформаторным устройством, дающим ток силою до 65 тыс. ампер, ему удалось создавать в течение одной сотой секунды магнитное поле напряжением до 490 тыс. гауссов!» Понял?

– Понял, – ответил я. – Хотя сказано не совсем грамотно, но все же понятно.

– Почти полмиллиона гауссов! – крикнул он и, торжественно помахав газетой, с видом победителя сел на стул.

Я пожал плечами и молча стал наблюдать за своим приятелем. Он нервно достал папиросу и закурил. Это, видимо, успокоило его.

– Ну, что скажешь, старина? – спросил он, улыбнувшись. – Напряжение до полмиллиона гауссов!

Я улыбнулся в свою очередь.

– Конечно, это блестящее достижение в научной технике. Но почему это так волнует тебя? Я никогда не предполагал, что ты так увлекаешься физико-техническими вопросами.

Рихард снова засуетился и крепко схватил меня за руки.

– Ты слышал о странном случае с одним из наших полков в Восточной Пруссии? – спросил он значительно. – Нет? Это было, когда русские в прошлую войну наступали на Кенигсберг.

– Ничего не понимаю, – сказал я с недоумением. – Что общего между работами Капицы и каким-то полком? Знаешь, ты что-то вообще… У тебя нет лихорадки?

Рихард рассмеялся и сказал, стукнув себя пальцем по лбу:

– Ты думаешь, в этой коробке не совсем ладно? Успокойся, там ничего не попорчено. Меня взволновало не открытие Капицы, а совсем другое. Выслушай внимательно то, что я расскажу тебе. Мне кажется, я сам сделал любопытное открытие.

Я недоверчиво посмотрел на Рихарда, но приготовился слушать. Отвернул винт у примуса и прекратил его неистовый шум. Налил чаю.

– Вот тебе вместо сахарного сиропа, как полагается ораторам, – сказал я, подавая стакан. – Я слушаю.

– Так вот, – начал Рихард, размешивая сахар, – эта статейка в «Красной Газете» неожиданно бросила свет на событие, в расследовании которого я принимал участие.

Тебе ведь известно, что я прежде, чем стать красным фронтовиком, попасть в тюрьму и потом бежать из-под ареста в Москву, служил в армии кайзера. Я только-что кончил топографическую школу, когда был объявлен призыв моего года. Я был взят на военную службу, отправлен в военную школу и как раз к войне был выпущен оттуда в чине резервного лейтенанта. Этот чин у нас дают только в военное время. Как топографа по специальности, меня прикомандировали к одному из штабов армии, действовавшей в Восточной Пруссии. Вот там и случилось это странное дело – исчез гвардейский полк. Полк этот в начале русского наступления был сильно потрепан генералом Самсоновым. Все же, будучи почти отрезанным и имея в своем составе не больше двух батальонов, полк ускользнул от неприятеля. Мы даже имели о нем некоторые сведения и знали, что он где-то лавирует среди так называемых Мазурских озер и болот.

Когда же царская армия была разгромлена и уничтожена, то упомянутого гвардейского полка нигде не оказалось. Он исчез бесследно.

Главное командование дало распоряжение произвести самое тщательное расследование.

Я попал, в состав комиссии, которой было приказано во что бы то ни стало отыскать пропавший полк. С большим трудом из отрывочных и сбивчивых, показаний людей, мало знакомых с географической картой Восточной Пруссии, мы все же установили следующее. Русские имели последнее соприкосновение с исчезнувшим полком где-то в окрестностях Шпирдингского озера, которое почему-то многие из них называли «Большим Мазурским озером». Местное же население дало сведения, из которых следовало, что последний раз полк видели, около Лётцена.

Наша комиссия разделилась. Капитан Гитциг отправился в Зенебург, чтобы обследовать окрестности Шпирдингского озера. Мне было велено ехать в Лётцен, что на берегу Мауэрского озера.

Я не знаю, что делало мое начальство в лице капитана Гитцига, но я, расспросив в Лётцене кого только можно было, решил объехать верхом восточный берег Мауэрского озера по направлению к Ангербургу. Должен признаться, что эта поездка была скорее порывом вдохновения, чем серьезно продуманным планом. Впрочем, тут были и некоторые основания. Меня туда толкали неясные слухи о какой-то пушке, воткнутой или врытой дулом вниз на берегу озера, и о том, что там находили будто бы каски, принадлежавшие гвардейскому полку. Конечно, всего этого было еще слишком мало, так как каски могли быть потеряны и в других местах, где проходил полк. Это еще не доказывало, что полк, вернее его остатки, находился именно там. Но, так как у меня никакой другой информации не было, то мы сели на лошадей и поехали. Я говорю «мы», потому что нас было трое: я, фельдфебель и мой ординарец.

По мере приближения к Ангербургу, мы все больше и больше увязали в какой-то фантастике. Казалось, местные жители задались целью нас мистифицировать. Нам рассказывали о каких-то странных ветрах, при которых все предметы теряли вес; говорили о каком-то пане Тадеуше, засевшем среди болот и озер, и еще чорт знает о чем, но только не о пропавшем полке. Скоро вся эта болтовня перестала нас забавлять, и я раскаивался в своем скороспелом решении скакать вокруг озера.

Погода, старина, стояла самая гнусная. Дожди, туманы – туманы, дожди! Брр! Вообще Восточная Пруссия, с ее болотами и песчаными бесплодными полосами среди возделанных полей, скучна и однообразна. Тоскливыми казались ровные цепи холмов, маячившие у горизонта, и тусклые свинцовые воды озера.

В один из таких сереньких деньков мы, забрызганные с ног до головы грязью, проехали десятка два километров, нигде не встретив и признака жилья. Только когда совсем стемнело, мы заметили огонек рыбачьей хаты и решили там заночевать. Хозяин лачуги нас приветствовал на том скверном немецком языке, на котором говорят местные латыши и литовцы. Примерно так, как я говорю по-русски, старина! Но потом я как будто убедился, что это был поляк или кашуб. Впрочем, я не силен в этнографии, к тому же мы все тогда чертовски устали, хотели есть и спать.

Нас поместили среди груды новых неводов.

Я не буду останавливаться на подробностях, только замечу, что поужинали мы отлично. Угостили и кашуба. Парень пил не хуже нас и заметно делался добродушней.

Укладываясь уже спать, мы перекинулись несколькими ленивыми фразами.

– Ну, и забрались мы к чертям на кулички, – сказал я. – Кажется, дальше, чем пресловутый пан Тадеуш…

Эта фраза взволновала рыбака. Он внимательно оглядел нас и спросил меня:

– А вы знали, господин лейтенант, пана Тадеуша?

– Как же, – засмеялся я, – из-за него только сюда и приехали.

Тогда кашуб стал уверять, что пан Тадеуш не иначе как колдун, что он жил на противоположном берегу озера, но после одного крупного боя наших с русскими исчез бесследно.

– Так же, как гвардейский полк, – шутливо сказал кто-то из моих спутников.

Кашуб вздрогнул и пробормотал:

– Да… Это было страшно… Я видел…

Я приподнялся и крикнул:

– Что ты видел?

– Я видел, как исчезал полк.

Мы переглянулись между собою, ничего не понимая.

– Когда же и где исчезал этот полк?

– Когда еще был пан Тадеуш и пускал легкие ветры.

Мы подумали в первую минуту, что кашуб смеется над нами, но он был серьезен.

– Что это за легкие ветры? – спросил я.

– Вы же знаете пана Тадеуша, – ответил кашуб, – он их и пускал. В первый раз я чуть было не утонул из-за этого проклятого колдовства. Хорошо, что я был на лодке. Не будь я на лодке, потонул бы непременно. Кто попал в озеро или болото, тот уже не выплывет…

– Хорошо, – перебил я нетерпеливо, – но как же это все случилось?

– Так вот, – продолжал кашуб, – плыл я с неводом. Вдруг подул легкий ветер. Чую, тяжести во мне не стало, и невод не тянет, будто его нет. Дернул я за веревку – невод из воды весь выскочил вверх и повис в воздухе. И рыбы штук двадцать в нем бьется. Глянул вниз, а лодка вот на столько над водой поднялась… Не успел я опомниться, как все прекратилось. Лодка в воду шлепнулась так, что брызги полетели во все стороны, а невод с рыбой на меня упал. Тут я, как не в своем уме, давай грести к берегу. Лодку привязал, дрожу, весь мокрый… Собрал кое-как рыбу, да в хату. Трое суток просидел в хате, боялся выходить. Не знал я тогда, что это за штука, а потом понял, что это легкие ветры пана Тадеуша. Он там, по ту сторону озера жил. По ночам у него белые огни горели, светло, как днем, было…

– Ну, ладно, этот Тадеуш верно был инженером, а на том берегу торф добывали.

– Да нет же, – возразил кашуб, – он пускал легкие ветры. Торфа там не брали. Вскоре потом в избе со мной случилось… Вдруг почуял я легкость во всем теле, и пришло мне в голову привскочить. Ну, понятно, меня вверх бросило. Стукнулся я слегка теменем в потолок, потом вниз, ногами в пол толкнулся, потом опять вверх. Таким манером, как мячик, вверх и вниз раз пяток метнулся и растянулся на полу. Легкость сразу исчезла. Очень этого всего я боялся первое время. Потом привык. Всегда настороже был: чуть пойдет в воздухе веянье, сейчас хватаюсь за кусты, либо за что другое, и жду, пока ветры пройдут.

– Что же, они сильные были и долго дули? – спросил я.

– Когда как, но больше, как до десяти, досчитать не удавалось. Ничего, я привык, только боязно было, что может унести: чем дальше, ветер сильней делался и все тянул вверх. Лодки, и те из воды подымал. Того и гляди о берег ударит и разобьет. Только этого не было, все в воду падали. Одна лишь боком упала и затонула. Ну, я ее за веревку легко вытянул…

– Довольно, – сказал я, выслушав эту небылицу. – Теперь я знаю о легких ветрах и о пане Тадеуше. Расскажи нам лучше о полке.

– Он исчез.

– Мы это знаем. Но когда и куда он исчез?

– Да я же сказал, когда дули ветры. Вот утром пойдете, так увидите ихнюю пушку…

– Какую пушку? – вскрикнул я от удивления, вспомнив, что нам об этой пушке твердили еще в Лётцене.

Я поглядел на своих товарищей и заметил что-то странное, мелькнувшее на их лицах.

– Большую, – ответил рыбак. – Она воткнулась в землю и стоит торчком. Завтра покажу вам.

Я не звал, что думать обо всем этом. То, что болтал кашуб о легких ветрах, мне казалось просто досужей фантазией. Но пушка начинала меня тревожить. Мне казалось, что мысли мои путаются от усталости и от коньяка, которого я хватил чуть-чуть больше, чем следовало. Не желая себя ставить в смешное положение перед подчиненными, я сделал вид, что все понимаю.

– Хорошо, – обратился я к кашубу. – Ну, а как же исчез полк? Может быть, ты видел и каски?

Рыбак потянулся под лавку, вытащил из-под сложенных там мешков солдатскую каску и подал мне. Сердце у меня забилось толчками – это была каска того самого гвардейского полка, который пропал без вести. Эти каски мы вскоре потом заменили защитными, но в первые недели войны головные уборы наших войск были еще «образца мирного времени».

– Где ты взял эту каску? – спросил я.

– На берегу, когда исчез полк.

– Ну, рассказывай, как это случилось.

Я велел фельдфебелю записывать показание и приготовился слушать. Запись несколько смутила кашуба, но мы его успокоили, подкрепив бодрость духа коньяком.

– Пошел я как-то утром, – начал он, – смотреть верши. Только дошел я до мостков, вдруг повеяло… Я вцепился в мостки и лег. Думаю, пережду. А ветер сильнее да сильнее, прямо в бурю разыгрывается, и все вверх тянет. Шапку сорвало, только и видел ее. Пополз я ближе к берегу, поймал конец веревки от причала и привязал к поясу. «Так-то вернее», – думаю, а самому курить захотелось. Освободил я руки, а меня как сдунет, будто перо, – и вверх! И повис я в воздухе. А ветер так и бушует, да как-то снизу вверх, боюсь уж, что с веревки сорвет…

Кашуб вздохнул.

– Страшное потом вышло, – продолжал он. – Висел-то я всего на метр высоты, а потому без труда притянулся к земле и схватился за самый причал. Вдруг вижу – что-то летит вверху. Вгляделся, и с испугу чуть причал не выпустил. Надо мной кучей летели солдаты, пушки, ружья, лошади, повозки… Летели стоймя, лёжа, вверх ногами, боком. «Проклятый колдун, подумал я, – что он делает с нашим войском!..» В этот самый момент вернулась ко мне тяжесть, я стал на ноги и тотчас же услышал на озере удары по воде, будто кто-то доской хлопал… Гляжу, – с неба падает войско. Вода кипела, плескала, люди кричали, лошади ржали, как дикие. Страх такой, что сказать нельзя! Все это на самой середине озера. Люди барахтались, хватались друг за друга, тонули… Я стоял, как очумелый, и дрожал всем телом. Когда я бросился к лодке и стал ее отвязывать, на воде еще держалось несколько человек. Это было почти за километр от меня, и пока я выехал из залива, они потонули. Один только еще бился в воде и немного плыл, но когда я поравнялся с ним и хотел его схватить, он пошел ко дну у самого борта. В полной аммуниции были, где тут плавать.

– Вот, старина, – обратился ко мне Рихард, – что я узнал в рыбачьей избушке. Я вижу, ты глядишь с недоверием. Это не беда. Я столько уже видел недоверия, что сам почти перестал верить слышанному. Помню, когда я доложил обо всем капитану Гитцигу, он ласково потрепал меня по плечу и сказал с улыбкой:

– Оставьте этот доклад себе на память. После войны вы из него можете сделать фантастический рассказ. А сейчас лучше забудьте о нем. Мне же подайте другой рапорт, какой я смог бы дать прочесть здравомыслящим людям.

Рихард замолчал и налил себе второй стакан чаю.

– Слушай, дружище, – сказал я с улыбкой, – ты не сочинил всей этой истории? Может быть ты действительно придумал фантастический рассказ и проверяешь на мне, удачно ли он выдуман? И причем тут электромагнит Капицы, которым ты начал свое странное повествование?

Рихард рассердился и вскочил с места.

– Как причем? – воскликнул он. – Да ведь эта заметка в «Красной Газете» мне все и напомнила. Ультрамагнит, так сказать, дал ключ ко всему. Я уверен теперь, что инженер Тадеуш делал что-то вроде того, чего достиг сейчас Капица.

– Ну, ну! – заметил я. – Таких вещей в секрете не удержишь. Тогда же, в военное время, его опыты около Мауэрского озера могли грозить ему если не виселицей, то каторгой… Наконец, куда же он мог деться?

Рихард прошелся по комнате.

– Я там был, – произнес он значительно.

– Ну да, ты об этом рассказывал.

– Там, где жил пан Тадеуш, – подчеркнул Рихард. – Я там был через год после войны и видел странные вещи. Теперь я понимаю, что там делалось. На месте жилища Тадеуша я нашел развалины. Туда попало несколько бризантных снарядов. Кругом были огромные воронки. Среди груд щебня, мусора и лома я наткнулся на части газовых и электрических моторов, видел колоссальные катушки изолированной проволоки, изорванные и растрепанные. Там лежал гигантский электромагнит, о чем я догадался по обмотке. Были там еще какие-то странные машины и приборы разбитые, поломанные и спутанные с хаосом всевозможных обломков и обрывков. Там же я нашел в разных местах три человеческих скелета. Один был без головы и без рук. Другой – совершенно целый, но у него нехватало поясницы. Третий скелет я нашел раздавленным под электромагнитом.

Я поспешил сообщить об этом ближайшим властям. Там мне сказали, что примут меры, так как давно имеется заявление об исчезновении инженера Тадеуша.

– Это был большой фантазер, – добавил начальник местной полиции, – он добывал какие-то особые магнитные токи. Судя по вашим словам, он погиб во время боев с русскими.

Тогда я уехал из Восточной Пруссии, убедившись в полной достоверности рассказа рыбака-кашуба, но до сих пор молчал, боясь всякого рода насмешек. Даже тебе не говорил ничего. Я много думал об этом, и мне теперь ясно, что инженер Тадеуш особыми электромагнитными токами сверхмощного напряжения уничтожал притяжение земли, то есть уничтожал тяжесть.

– Хорошо, – возразил я, – но если уничтожить тяжесть на каком-либо участке земного шара, то ведь улетит и воздух?

– Что же, – ответил Рихард, – оно так и было. Столб воздуха на известной площади терял вес. Соседние слои воздуха, стремясь установить равновесие, вытесняли невесомый воздух, отчего вначале получалось «веянье», а потом дули ветры. Так как пан Тадеуш прерывал тяготение к центру земли на ничтожном сравнительно пространстве всего на несколько минут, то никаких стихийных катастроф не происходило. Погибли только остатки полка, приблизительно при таких же условиях, как это бывает во время ужасных ураганов в Америке. Только здесь, вместо силы ветра, играла огромную роль утрата тяжести.

Рихард вскоре ушел, но я все еще думал о его странном рассказе. Действительно, если бы найден был способ нейтрализовать силу тяжести, то могло ли бы произойти нечто подобное тому, что рассказано? А, может быть, именно это и произошло, как утверждает никому неизвестный кашуб и мой приятель Рихард…